Поиск по сайту

Наша кнопка

Счетчик посещений

58550824
Сегодня
Вчера
На этой неделе
На прошлой неделе
В этом месяце
В прошлом месяце
3833
16647
20480
56248947
604646
1020655

Сегодня: Март 19, 2024




Уважаемые друзья!
На Change.org создана петиция президенту РФ В.В. Путину
об открытии архивной информации о гибели С. Есенина

Призываем всех принять участие в этой акции и поставить свою подпись
ПЕТИЦИЯ

АКИНДИНОВ А. П.

PostDateIcon 10.10.2012 14:21  |  Печать
Рейтинг:   / 233
ПлохоОтлично 
Просмотров: 14997

АКИНДИНОВ АлексейАКИНДИНОВ Алексей Петрович
Россия, Рязань

Родился в 1977 году в городе Рязани. 1992-1998 — годы учёбы в Рязанском Художественном Училище им. Г. К. Вагнера. Окончил училище по специальности живопись.
С 2001 г. член Союза Художников России, Международной Ассоциации изобразительных искусств — АИАП ЮНЕСКО (живописное отделение).
С 2007 г. член Международного Художественного Фонда, Московского Объединения художников, специализация — живопись.
С 2010 г. член Союза художников — Fine Art Studio «NEW YORK REALISM» — «Реализм Нью Йорка», Нью-Йорк, США.
2008 г. — Серебряная медаль «Русская Галерея ХХI век». Лауреат Национальной премии в области современного изобразительного искусства России «Русская Галерея ХХI век». Победитель в номинации «Жанровая живопись». Место проведения — Москва, Совет Федерации.
2008 г. — Лауреат первого Международного конкурса «Тема смерти в современном искусстве». Москва. ВВЦ
2009 г. — Медаль «Талант и Призвание» Всемирного Альянса «Миротворец». Лауреат Премии «Талант и призвание». Москва. ЦДХ
2011 г. — Золотая Медаль «SAINT MICHAEL» (Святой Михаил) Нью-Йоркской Академии Искусств, in category HISTORY (категория историческая живопись), Лауреат Международной выставки-конкурса «The International Wave of Fine Arts» (Международная Волна в изобразительном искусстве). «ASA Art Gallery», Herald Center Mall, 3rd Floor, 1293, Broadway, New York, NY 10001 (Нью-Йорк, США).
2012 г. — Стипендиат Министерства культуры РФ.
2013 г. - Лауреат конкурса «Лучшее произведение 2013 года». Диплом I степени за участие в международном тематическом арт-проекте «Орнаментализм. Terra incognita.» Департамент культуры города Москвы, Государственный выставочный зал «На Каширке» (Москва)

Начал выставочную деятельность в 1989 г. на Областной выставке «Я рисую Мир» — «Выставочный зал РСХ», г. Рязань
С 1998 г. постоянный участник Областных выставок.
С 1999 г. участник Всероссийских выставок.

Картины находятся в Российских музеях и галереях: «Союз-Творчество» — г. Москва, «Муртуз» — г. Москва, «АСТИ» — г. Москва, «Новый Эрмитаж-один» — г. Москва, «Музей Мира» — г. Москва, «Рязанском Музее Истории Молодежного движения» — г. Рязань, «Сасовском Историко-Краеведческом музее» — г. Сасово Рязанской области, «Музее Всемирной Истории Погребения» — г. Новосибирск, «Новосибирском крематории», «Художественном Центре «Берегиня» — г. Кстово Нижегородской области.
Частные коллекции России: Рязань, Москва, Ставрополь.
Собрание журнала «Русская галерея ХХI век» и частное собрание «Studio Д’Антураж», г. Москва.
Частные коллекции Европы: Германия — Мюнстер. Франция — Париж. Италия, Рим — частная коллекция Роберто Кавалли.
Зарубежные галереи: «РУАН» — Соединенные Штаты Америки, штат Оклахома, г. Талса.

Официальный сайт художника — www.akindinov.com

Творчество Алексея Акиндинова вошло в основу научного доклада польского профессора Института Славистики ПАН из Варшавы — Гражины Бобилевич. 27 сентября 2012 г. в Институте мировой литературы им. А. М. Горького Российской академии наук, в ходе международной научной конференции «С. А. Есенин и русская история» был представлен доклад профессора Института Славистики ПАН, из Варшавы — Гражины Бобилевич «К истории есенинских портретов. Сергей Есенин в изображении художника Алексея Акиндинова».
Есенинская тема в творчестве художника возникла в 1998 году с картины «Утро Есенина». Позже она воплотилась в серию живописных полотен, посвящённых великому поэту: «Несказанное, синее, нежное…», «Танец смерти», «Есенин», «Есенин и Айседора».

«Утро Есенина»
«Утро Есенина», 40х50 см, холст, масло. 1998 г.
«Агнец»
«Агнец», 68х46,2см, холст, акрил, масло. 2002 г.
«Небо над Рязанью»
«Небо над Рязанью», 60х50см, холст, масло. 2002 г.

«Несказанное, синее, нежное…»
«Несказанное, синее, нежное…», 66х44 см, холст, масло. 2003-2004 гг.

«Утро Есенина №2»
«Утро Есенина №2», 40х50 см, холст, масло. 2004 г.

«Есенин»
«Есенин», 70х50 см, холст, масло. 2008 г.

«Танец смерти»
«Танец смерти», 105,3х130,3 см, холст, масло. 2008-2009 гг.

«Есенин и Айседора»
«Есенин и Айседора», 80,5х110,5 см, холст, масло. 2010 г.

Фото О. Анисимовой


 Он «повернул глаза зрачками в душу»

«В двадцать первом веке люди научатся читать, и будут почитать древние знаки и символы», — именно так в 2000 году ответил Алексей Акиндинов устроителям акции «Культурные герои ХХI века», организованной Сергеем Кириенко, на вопрос о том, каким будет культурный герой ХХI века, ещё не зная, что эту же мысль почти дословно высказал в 1918 году Сергей Есенин в «Ключах Марии» — ключах души, в поэтическом трактате, в котором поэт раскрыл тайну своего делания стиха, сущности своего творчества, и что положения поэтического трактата Есенина воплощенными в живописи образами пронизывают его картины: «Люди должны научиться читать забытые ими знаки… Они должны постичь, что предки их не простыми завитками дали нам фиту и ижицу, они дали их нам, как знаки открывающейся книги, в книге нашей души».

Алексей Акиндинов (р. 1977) — самый молодой в рязанском отделении Союза художников России.

Талантливый в живописи, он талантлив и в воплощении себя в слове. В своих рассказах, в автобиографических заметках он вспоминает мир, существовавший когда-то то ли реально, то ли в воображении, который он запечатлевает в живописи. Словесным миниатюрам Алексея Акиндинова присуща свойственная ему в живописи стилистика, ритмика. Это не стихи в прозе; я бы сказала, это поэтическая проза в живописи. Вот одна из таких зарисовок: «№ 43. Закатные трубы завода и Есенин. Дорога ведёт на юго-запад. Солнце гладит трубы фабричные и горизонт. Трубы прозрачны и зелены, они переплетаются меж собой, как спутавшиеся нитки клубка. Дорога к ним — это длинный полосатый половичок красного цвета. По сторонам дорожки стоят фанерные деревца и пластмассовые зелёные солдатики Советской Армии. Солнце стреляет в вечернее небо ярко-медными лучами. Скульптура – игрушка «Есенин» грустна, но, несмотря на грусть и ее зелень, она идет по бархату красного половичка, постоянно держа взглядом момент заката Солнца».

А вот часть его воспоминаний, как бы символизирующих начало его творческого пути: «Когда мне было около пяти лет, со мной случилось нечто, что несколько ночей заставило меня бодрствовать. В один из вечеров, когда уже все легли спать, и меня тоже уложили в кроватку, я смотрел на ковер. Постепенно я начал видеть на нём светлеющее пятно, оно было размером не больше ладони. Прошло несколько минут, и мне уже не надо было вглядываться в него: оно сияло. Посредине я увидел Иисуса Христа. В другой вечер… замер в оцепенении. Со стены на меня смотрело лицо феи». С этого времени он стал рисовать, «разрисовывать обои». Нарисовал Деда Мороза. Его дед «злобно сказал: «Маляр!!!». «Это меня не остановило, — вспоминает Алексей Акиндинов. – Я упорно нарисовал ещё четыре Деда Мороза. Тогда мой дед оторвал от стула дерматин, натянул его на деревянную рамку, дал мне кисти и краски. Моими самыми первыми картинами были: 1-я — копия с репродукции картины В. Поленова «Московский дворик», 2-я — портрет Есенина. Это были картины маслом на дерматине. Дед был доволен тем, что я больше не порчу обои».

Дед Алексея Акиндинова, Фокин Василий Алексеевич, — непрофессиональный художник, которого привлекала традиционная живопись, — работал в реалистической манере. Он делал внуку подрамники, натягивал холсты, когда тот учился в Детской художественной школе, и частенько оценивал его работы так же, как и разрисованные обои. Но когда за год до окончания внуком художественного училища увидел одну из первых его работ, выполненных в манере орнаментализма, сказал: «Я такого ещё не видел. Это что-то интересное». И потом нередко говорил: «Алешку люблю. У него что-то получается».

Сплав реального, воображаемого, прошлого, настоящего и будущего проявляется в Алексее Акиндинове на протяжении всей его жизни. На уроке истории искусств в художественной школе он увидел репродукции картин Яна Ван Эйка и Губерта Ван Эйка «Гентский алтарь», Ван Гога «Автопортрет» и Михаила Врубеля «Пан» и подумал, что где-то их уже видел, но точно знал, что видеть раньше эти картины он не мог. А потом случайно услышал от мамы, что, когда она вынашивала его, смотрела книги-альбомы этих художников с этими репродукциями.

Многие его картины не случайно носят одно название — «Звездочет». Ему свойственно стремление полёта, ощущение звёздности: «В детстве хотел сделать ракету, которая могла бы поднять меня в воздух. Когда понял, что это бесперспективно, бросил пиротехнику. Потом увлёкся астрономией. Стал строить свои телескопы… Я смотрел на бездонную  синь неба с россыпями миллиардов звезд, и у меня захватывало дух и словно крылья за спиной вырастали. Дворовые кошки ночью окружали меня и как стражи сидели по кругу. Им было интересно, кто я. Они, наверное, тоже хотели заглянуть в окуляр телескопа. …Еще одним детским развлечением было прыгание с как можно большей высоты. Я смастерил нечто напоминающее парашют, только вместо купола было крыло. Я знал, что если не удержу руками крыло (за специальные крепления), то есть вероятность покалечиться. И всё же прыгнул». И удержал.

Его первое участие в областной выставке детского художественного творчества состоялось в 1989 году в выставочном зале Рязанского Союза художников. Учитель Акиндинова Валерий Эрикович Черемин рекомендовал его работу «Пьеро» и не ошибся. 12-летний художник получил Диплом за лучшую работу на этой выставке. И не могло быть иначе, — ведь на картине изображен тот Пьеро, который в воображении художника запечатлен памятью детства: «Когда-то мы ходили в цирк, и мама говорила, что там есть буфет. Я ни разу не был в буфете в цирке, но у нас дома стоял замечательный резной буфет в стиле барокко, весь резной, огромный, со множеством дверок и отделений и зеркал. И когда мама говорила: «Мы можем сходить в буфет» (в цирке), в моем воображении рисовалось следующее. Ночка сияет и звёзды горят. Тётка в белом халате откроет ли дверки буфета? Но у неё рыжие волосы, поэтому маленькие створки буфета на чёрном фоне открывает изнутри маленький Пьеро и предлагает нам пьеристое пирожное и пьеристое мороженое. Съесть и прокатиться. Кудри у тётки неплохие, мы успеваем и мороженое съесть, и прокатиться на них, как на качелях». Эту фантазию-воспоминание «Буфет» художник записал в своем альбоме под номером 47.

Когда читаешь его миниатюры, трудно от них оторваться. Вот ещё две — № 3 и № 57:

«Сон. Стою на земле, атмосфера осени, небо персиково-свинцовое. Вдали стоит высотный дом интересной архитектурной формы, он напоминает трапецию, я смотрю на него. Он начинает меня стесняться. Занавешивает свои окна сверху вниз желтой пергаментной бумагой, как раскручивающиеся валики свитков. Я начинаю думать: если он занавесился бумагой, значит, его сейчас сдует ветром. Появляется ветер, все сильнее и сильнее, дом начинает раскачиваться. Теперь это не трапецевидная форма, а обычный прямоугольный высотный дом, он обтянут бумагой. Ветер настолько силен, что дом теряет равновесие, начинает падать (от меня). Он громоздко и грузно падает. Я боюсь, так как стою рядом с таким же домом. Пытаюсь бежать. Но ветер будто прибил меня к месту. Бегут люди. Смотрю на развалины упавшего дома. Они выглядят как свалка мусора. Вот бы посмотреть, покопаться в нём. Да, но надо бежать. За нами смотрят, как на театральное действие»;

«Эйнштейн. Снег на крыше. Труба с дымом белым. Оранжевый Марс и синее небо».

В 1998 году Алексей Акиндинов закончил Рязанское художественное училище имени Г. К. Вагнера, и его картину «Звездочёт» оставили в училище, включив в экспозицию дипломных работ. Работы Алексея Акиндинова есть в частных коллекциях России (Рязань, Ставрополь, Москва), Германии, Италии, в Музее истории молодежного движения г. Рязани, в краеведческом музее г. Сасово Рязанской области, в художественном центре «Берегиня» г. Кстово Нижегородской области, в московских галереях («АСТИ», «Союз «Творчество», «Муртуз»), в галерее «Руан» в США (штат Оклахома).

Первая персональная выставка работ Алексея Акиндинова состоялась в 1998 году в училище.

В 1997 году, хотя на выставкоме, куда он представил две свои работы «Алерика-Герика» и «Портрет Преображенского», его поддержал Виктор Минкин: «Красивая работа. Могла бы вполне быть в экспозиции», — мнение Владимира Иванова оказалось более весомым: «Давайте не будем устраивать из нашей художественной выставки балаган». Но осенью 1998 года работа «Сон мальчика о дворах» заинтересовала Владимира Иванова. «Он встал со стула, снял очки, подошёл к картине». В этом году состоялось первое признание Алексея Акиндинова на официальном уровне представлением его работ «Сон мальчика о дворах» и «Северная ночь» на областной выставке «Осень-98» в выставочном зале Рязанского Союза художников

С 1998 года Алексей Акиндинов — участник молодежных выставок и постоянный участник областных выставок работ рязанских художников.

Его поддерживали преподаватели художественного училища Александр Григорьевич Губанчиков, Алексей Анафасьевич Козлов, Александр Михайлович Ковалёв. Появление его орнаментальных работ было неожиданным для его учителей, художников-реалистов, преподававших реалистическое направление в живописи. На просмотре его картин в училище его учитель Корсаков Виктор Васильевич сказал ему: «Дерзай!», — хотя его концепция творчества расходилась с работами его ученика. Алексей Афанасьевич Козлов на просмотрах картин Акиндинова поддерживал его и, оценивая его дипломную работу, не мог не стать на защиту позиции молодого художника: «Человек смелый, и уже за эту смелость надо ставить «пять». Среди наших серых работ выставить такую работу — это подвиг». По его мнению, работы Акиндинова — явление в изобразительном искусстве нечастое, но долго ожидаемое: «Знаете, как бывает: темно-темно, и вдруг свет».

Михаил Абакумов, увидев его работу на защите диплома в художественном училище, сказал: «Отрадно, что возрождается направление романтического авангарда». «Это очень ново. Здесь не должно быть никаких советчиков. Он сам себе должен быть учителем», — к такому выводу пришел Михаил Шелковенко.

В 1999 году работа «Сон мальчика о дворах» была показана на первой для художника Всероссийской выставке «Россия – 9», представлявшей «Лучшие произведения 20 века».

В 2000 году Алексей Акиндинов своими работами «Успенский собор в Рязани», «Мореход» и «Покров» участвовал еще в 3-х Всероссийских выставках («Возрождение», Кострома; «Болдинская осень», Москва, ЦДХ; «Имени Твоему», Москва, ЦДХ), что привело его к вступлению в Союз художников России в 2001 году.

Художник Алексей Акиндинов занесен в признанный в Союзе художников России справочник «Единый художественный рейтинг» № 4 и № 5.

Его картины — сплав реального и воображаемого. Как истинное творчество, они не однозначны. Игорь Ситников отмечал на обсуждении выставки художника в галерее юношеской библиотеки: «На картине Акиндинова старик играет на аккордеоне, и в то же время он — Моисей из Ветхого Завета».

Истоки творчества Акиндинова помогает понять то, что его постоянная книга для чтения — Библия. Библия была источников творчества не одного художника, не одного поэта. Родственники Сергея Есенина сохранили настольную книгу поэта с его пометами и записями на многих страницах. Сергей Есенин говорил, что Библия — самая поэтичная книга.

Как признавался сам Алексей Акиндинов, знаки, символы в его картинах — это слова, произнесенные в молитве. Он убеждён, что узор несёт в себе какую-то неведомую силу, дает гораздо больший ассоциативный импульс, нежели пятно или цвет. Ещё учась в стенах училища, он расписывал Скорбященскую церковь и алтарь в храме Бориса и Глеба (1996 и 1995 гг.). В процессе творчества возникали вопросы, как надо рисовать, как надо расписывать церкви. Эти вопросы были обращены и к самим себе, и к Богу. Споры среди художников доходили чуть ли не до драки. И прийти к одному мнению тогда не удалось, хотя работа предполагала такое единство. Но после работы в церкви, как вспоминал художник, изменилось его мировосприятие. Его стали привлекать мелкие детали. Он стал их разрабатывать и применять в маленьких эскизах, где сам материал диктовал технику решения этих работ. А когда он увидел в своем воображении образ человека в воздушной среде, сотканной из узоров, понял, что эта техника дает много возможностей для достижения многогранности задуманных работ. И понял, что это был ответ на вопросы, которые не давали покоя во время работы в церкви.

Художник Алексей Акиндинов работает в совершенно новом направлении живописи, которое сам определяет как поставангард и орнаментализм. Ещё в художественной школе его работы отличались своеобразной манерой письма, и его учитель Черемин однажды сказал, увидев, как он пишет акварелью: «У тебя очень интересная манера письма, ты не пишешь, ты рисуешь кистью, как китайцы». Специалисты определяют его стиль как поставангард, романтический авангард. Его называют орнаменталистом. Его картины воспринимают как органическое слияние традиционной классической и авангардной живописи, орнаментализма и реализма.

Орнаментика его письма несёт в себе силу, переходящую в фактуру картины, в единый колорит. Наслоение на реальное изображение декора создает движение, ощущение воздушного пространства. «Концепция моей живописи отражает сущность нашего мира. Мир пронизывают электромагнитные волны. (Волны не что иное, как узор, орнамент). Они проникают всюду: в лица домов, в лица людей, растений, — я их переношу на холст. Эти узоры может видеть каждый, достаточно взглянуть на небо и долго смотреть в его глубину. Любой орнамент имеет свой смысловой код, словно шифр ключа, открывающего познание мира. Мое изучение орнаментики привело меня к той заветной двери, за которой скрывается новая тайна. Основа узора и орнамента — это деление больших частей на меньшие и соответственно сложение из меньших в большие. Бесконечная множественность. Моя идея отрицает существование неделимых элементарных частиц. Есть каркас — схема направлений: внутрь — в микромир и вне — в макрокосмос. Метагалактики состоят из галактик, галактики — из звездных систем, те — из звёзд и планет, планеты — из молекул, молекулы из атомов и т.д. (нейтроны, протоны, кварки). Мы — люди со своим бытом и жизнью — это лишь звено в бесконечной цепочке неразрывности. Множественность — это как отражение одного зеркала в другом, дающее ощущение тесного коридора. Существует бесконечное число наших «я» и существует одновременно. Времени не существует, лишь сознание перемещается маленькой капелькой по бесконечному числу разных возможностей. Это как длинная лента с кадрами фильма, даже не лента, а ячейки или соты. Сознание-душа движется по этим ячейкам. Её движение, очевидно, подчиняется каким-то законам, возможно, орнаментальным каналам. Настоящее — то, где находится твоя единица сознания. Лишь она — та самая элементарная и неделимая частица, которая не дает всему миру сойти с ума. Орнаментальный канал — это своего рода личный код каждой единицы-души. Обычно это называют судьбой: движение сознания по тем, а не иным ячейкам. Имея в руках разные ключи, можно открыть несколько дверей. Нужно только знать, где они. Смерть души — потеря единицы. Исключение из движения по ячейкам — отсутствие ключа», — так художник определяет суть своего видения мира и суть своей манеры письма.

Людмила Дунаева говорила, что картины Акиндинова она читает, как книги. В человеке несведущем загадка непонятных знаков будит ассоциации знакомой жизни и в то же время часто неизвестной ему самому, заложенной в нем поколениями его предков и всем мирозданием. Сам художник не всегда соотносит изображаемое с тем значением, которое он хотел бы запечатлеть. Его картины часто и для него самого тайна.

«Раньше, когда я не знал языка символов, я всё равно применял его интуитивно. Потом, расшифровав свои картины, я был удивлен проникновением смысла узора в тему картины», — говорит художник.

Смысл узора в картинах Акиндинова проникает не только в тему изображаемой реальности настоящего, но и будущего. В мае 2001 года у него возникла идея создания картины «Терние», где изображен сидящий человек, высокие дома, осколки небоскребов. Он завершил эту картину в конце июня, а 11 сентября 2001 года катастрофа в Америке в реальности повторила изображённый сюжет, в котором угадано и два дома в боковых символах срезанных высотных зданий. Предсказанием оказались и случайно перепутанные художником запечатлённые на картине символы земли и неба.

Видение художником своей картины не всегда совпадает с тем, что запечатлено в реальности или что открывает для себя в его творчестве зритель. Изображая Успенский собор Рязанского кремля, художник стремился, как он говорил, украсить храм. Но цветы, нарисованные в гамме всех красок картины, показали мне разрушение церквей, происходившее в нашей истории. Все маковки куполов на месте, но тут же и разрушающиеся, летящие, как купола храма Христа Спасителя в известной хронике, падающие от взрыва. Художник хотел украсить собор как бы компьютерным перенесением части куполов, а получилась картина погрома. Эти зависше летящие в воздухе части куполов, цветы со стеблями и листьями, вызывающие ассоциации монгольских стрел, декорированная в восточном стиле одна из маковок соседней церкви, изображение священника в одежде с восточным орнаментом и с лицом восточного типа визуально продемонстрировали, показали, что мы сами себе татарское нашествие. То, что никакое нашествие не разрушило, а монгольское даже сохранило, мы погромили сами. Название картины «Герика, герликаэрика» звучит как часть считалочки, которую художник услышал в детстве: «Герика, Герлика, Эрика, Азия, Америка», — и только это название, связанное с детством, и знак Дракона, может быть, символизируют возрождение культуры, которую мы погромили и под видом увековечения.

На выставке в Константинове в марте 2003 года Акиндинов показал незаконченную работу, выполненную тогда в двух слоях живописи вместо задуманных четырех, — «Ларец, полный секретов», которая как бы проиллюстрировала начало пути художника в направлении осмысления и воплощения в живописи орнаментики его письма и цитату из «Ключей Марии» Сергея Есенина: «Создать мир воздуха из предметов земных вещей или рассыпать его на вещи — тайна для нас не новая. Она характеризует разум,  сделавший это лишь как ларец, где лежат предметы для более тонкой вышивки; это есть сочинительство загадок и ответов в средине самой же загадки», — и явилась заявкой на его последующее творчество как на «ларец, где лежат приборы для более тонкой вышивки».

Ещё не зная, что истоки его живописи перекликаются с истоками есенинского поэтического мастерства, воплощёнными в слово в «Ключах Марии», Акиндинов создал картину, (где изобразил человека, внешне похожего на себя, с ключами в руках), которая воспринимается как перекличка с есенинскими «Ключами Души», где выплеснут «ключ истинного, настоящего архитектурного орнамента». Он назвал эту работу «Медвежатник», и небезынтересно, что в этом названии есть и потаённый смысл, перекликающийся с сущностью самой России. «Медвежатник» Акиндинова по сути его изображения, по внешности, — не взломщик, а открыватель доступного только ему, мастеру своего дела, своей судьбы.

Впервые открывая страницы есенинского поэтического трактата, художник обнаружил в «Ключах Марии» и в приведенных здесь же словах Даниила Заточника словно описание своих картин «Страж», «Кузнец», «Артур», запечатление в их орнаменте «происхождение человека от древа»: «Они увидели через листья своих ногтей, через пальцы ветвей, через сучья рук и через ствол — туловища с ногами, — обозначающими коренья, что мы есть чада древа, семья того вселенского дуба, под которым Авраам встречает Святую Троицу. На происхождение человека от древа указывает и наша былина «О хоробром Егории»:

У них волосы — трава,
Телеса — кора древесная.

…он помнит себя семенем надмирного древа и, прибегая под покров ветвей его, окунаясь лицом в полотенце, он как бы хочет отпечатать на щеках своих хоть малую ветвь его, чтоб, подобно древу, он мог осыпать с себя шишки слов и дум и струить от ветвей-рук тень-добродетель»; «Тело составляется жилами, яко древо корением. По ним же тече секерою сок и кровь, иже память воды».

Поистине, как отмечал Есенин: «Всё от древа — вот религия мысли нашего народа, но празднество этой канны было и будет понятно весьма немногим»; «…человек есть ни больше, ни меньше, как чаша космических обособленностей».

Есть у Акиндинова работа, которую он назвал «Агнец», где художник изобразил голубя в руках мальчика, перекликаясь с Библией в «Ключах Марии» и в «Иорданской голубице» Есенина: «…масличная ветвь будет принесена только голубем…»;

«Вот она, вот голубица,
Севшая миру на длань».

В его творчестве немало таких совпадений. Сам поражённый их множеством, следующую свою выставку художник назвал «Ключ» и проиллюстрировал свои работы цитатами из «Ключей Марии».

Его картина «Рождение титана», а также «Мореход» говорят нам о том, что «Звездная книга от творческих записей теперь открыта снова. Ключ, оброненный старцем в море, от церкви духа, выплеснут золотыми волнами».

Весной 2004 года по предложению директора галереи «Союз «Творчество» в Москве была организована вторая в этой галерее выставка работ Акиндинова «Ключи Марии», которая явилась воплощением установки её устроителей на показ родственности исходного момента творчества поэта и художника, на раскрытие исходного момента воплощения души в стихах Есенина и в живописи Акиндинова.

Творчество Акиндинова настолько пронизано мотивами истоков творчества Есенина и самой сущностью поэта, что, когда смотришь на портрет поэта работы этого художника, которую художник старался успеть закончить к открытию выставки «Ключи Марии», посвященной Есенину, видишь, что слова Есенина о себе как о «цветке неповторимом» воплощены в живописи не иллюстративно, поверхностно, а из глубины понимания, чувствования, видимого и изображаемого. Художнику удалось в живописи, в цвете оживить изображение поэта и его слова «как васильки во ржи, цветут в лице глаза». И мне кажется глубоко символичным то, что задуманное открытие выставки осенью ко дню рождения поэта смогло состояться по ряду причин только весной (и не просто весной, а 12 апреля, во Всемирный день авиации и космонавтики — день первого прорыва человека в космос), так же, как и весенняя книга Есенина «Радуница» вышла из печати осенью 1915 года». Эта перекличка весны-осени и в рождении поэта и в его сущности, и в его творчестве аукнулась-откликнулась этой выставкой, посвященной всецело показу живописного, наглядного воплощения постулатов поэтического трактата «Ключи Марии».

В 2001 году картины Акиндинова опять вернутся на родину Есенина, как бы «на круги своя», уже с ясным осознанием художником природы его творчества, изобразительной сути его живописных работ.

Когда я смотрю на картины Алексея Акиндинова, в памяти невольно возникают слова Сергея Есенина из «Ключей Марии»: «Орнамент — это музыка. Ряды его линий в чудеснейших и весьма тонких распределениях похожи на мелодию какой-то одной вечной песни перед мирозданием. Его образы и фигуры какое-то одно непрерывное богослужение живущих во всякий час и на всяком месте… Самою первою и главною отраслью нашего искусства с тех пор, как мы начинали себя помнить, был и есть орнамент».

Когда смотришь на «красно украшенные» картины Акиндинова, видишь, что он не приукрасил действительность, а одушевил её, то есть в живописи сотворил то, что Сергей Есенин — в слове: «Хаты — в ризах образа…».

Известно, что можно смотреть и не видеть, а можно не только смотреть и видеть, но ещё и всмотреться. Много раз я смотрела на закат солнца, яркий ещё, с незакатившимся солнцем, и ничего, кроме его света, его лучей, не видела. И когда я читала в сказках о жар-птице, я представляла её выдуманной, сказочной. И только однажды в Константинове во время такого яркого солнца на закате я застыла в изумлении: сквозь листву деревьев пробивающееся солнце нарисовало моему взору ту жар-птицу, которую я много раз видела на рисунках художников в детских книжках.

Увидеть основное можно лишь «повернув глаза зрачками в душу», лишь присмотревшись даже к давно знакомому и рассмотрев даже ту кажущуюся темноту, когда глаза закрыты: «глаза закрою — вижу».

Узор, орнамент, который рисует художник, не придуман, он основа нашего зрения и существования, так же как и конкретные предметы. В картинах художника вольно или невольно запечатлена его душа.

Запечатление мира в живописи Алексея Акиндинова перекликается с «культурой наших прозрений через орнаментику букв и пояснительных миниатюр», раскрытых Сергеем Есениным. «Предначертанные спасению тоскою наших предков чрез их иаковскую лестницу орнамента слова, мысли и образа, …мы знаем, …что масличная ветвь будет принесена только голубем — образом, крылья которого спаяны верой человека …от осознания обстающего его храма вечности».

Слова летчика-космонавта Владимира Викторовича Аксенова, сказанные в День космонавтики и Святой Пасхи 12 апреля 2004 года в интервью сотруднику газеты «Рязанские зори» Людмиле Гоенко, легко проецируются на происходящее в развитии творческих достижений Алексея Акиндинова: «Здесь, в космосе, ответ — для чего живет человек. Здесь понимание того, что Вселенная — бескрайная единая система, созданная Высшим разумом… Путь развития человека — путь единения религии и науки, путь духовного роста человечества. Космос дает простор такому духовному росту …у космической России есть будущее. А ещё точнее — у России космическое будущее».

Галина ИВАНОВА
музеевед, специалист литературного музея, есениновед, научный сотрудник, заведующий научно-экспозиционным отделом Государственного музея-заповедника С. А. Есенина с 1976 по 1996 г., писатель, журналист.

Газета «Рязанские ведомости», 27 марта 2003 г. № 56-57 (1565-1566).
Газета «Рязанские Зори», 3 сентября 2003 г. № 65 (11165).


 ГРАЖИНА БОБИЛЕВИЧ
(Профессор Института Славистики Польской академии наук, Варшава, искусствовед и литературовед)

 К ИСТОРИИ ЕСЕНИНСКИХ ПОРТРЕТОВ:
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН В ИЗОБРАЖЕНИИ АЛЕКСЕЯ АКИНДИНОВА
(опыт предварительной интерпретации)

ИЗОБРАЖЕНИЕ И СЛОВО (теоретический и практический аспекты)

            Вопрос о соотношении зримого образа и слова, об их взаимопереводимости, о том, какой из этих языков обладает более богатым спектром смысловых и образных ассоциаций, до сих пор интересует многих специалистов. Концепция взаимодействия текстуального и изобразительного — одна из эффективных стратегий для развития искусства ХХ века. Активно формирующими восприятие иконических текстов являются вербальные формы, не включенные непосредственно в визуальный текст, а являющиеся источником вдохновения, толчком к его возникновению и/или своеобразным комментарием, словесной иллюстрацией зримых образов. Такие тексты берут на себя роль вербализатора изображенного. Связь между изображением и словесным текстом, комментирующим, иллюстрирующим его, конструирует целостный образ. Комментирование зримого с помощью вербальной конкретизации таит в себе, однако, опасность разрушения визуального образа. Чтобы избежать этого реципиент-интерпретатор должен попытаться увидеть, что изображает сам иконический текст, внимательно его рассмотреть, проникновенно вглядеться в него. Этот способ рецепции, являющийся одновременно интерпретацией, сравним с литературоведческим приемом медленного чтения («вслушивания в каждое слово, в его смысловые и звуковые обертоны, в конструкцию фразы, в синтаксис»)1. Такая методологическая стратегия аналогична анализу образного содержания иконического текста, т.е. его рецепции с помощью медленного рассматривания, приводящего к описанию-истолкованию. Заимствование литературоведческого метода может быть созидательным, но, анализируя зрительные образы, реципиент-интерпретатор должен учитывать языковую специфику изобразительного текста, воспринимать и интерпретировать его визуальные компоненты по принципу как изображено, какими средствами. По Ролану Барту, визуальное сообщение более действенно, суггестивно, «более императивно, чем письмо; оно навязывает свое значение целиком и сразу, не анализируя его, не дробя на составные части. Но это различие вовсе не основополагающее, поскольку изображение становится своего рода письмом, как только оно приобретает значимость; как и письмо, оно образует высказывание»2. В иконическом тексте «образ рождается из постоянной вибрации, постоянного мерцания изображаемого — и изображения, слова — и зримого образа, из их взаимопросвечивания»3. Изображение и слово объединяют архитектоничность, пространственную организованность, ритмичность и соразмерность композиционных элементов.
          Реципиент-интерпретатор, анализирующий внешнюю и внутреннюю организацию картин современного, рязанского художника Алексея Акиндинова, заметит в них (в плане изображаемого и изображения) функциональность вербального фактора — трактата Сергея Есенина «Ключи Марии» (1918) и его поэтического слова, интерпретированных в разных аспектах. В сознании реципиента трансляция вербального текста в изобразительный код происходит уже на уровне внешнего именования, включающего в себя интертекстуальность. Акиндинов — автор нового направления живописи, именует свой стиль, манеру письма, видение мира и философию как «орнаментализм». Как известно, Есенин с теоретико-эстетической точки зрения и поэтической практики подчеркивает изначальность орнамента и его главную роль в иерархии искусств. Акцентируя его «философичность», своеобразие «русского духа и глаза», поэт намечает и обогащает пути самобытного развития отечественного искусства4. Говоря о ритуальности, «музыке» и «архитектуре» орнамента, поэт считает, что это — «самая первая и главная отрасль в искусстве»5. По Есенину: «Орнамент — это музыка. Ряды его линий в чудеснейших и весьма тонких распределениях похожи на мелодию какой-то одной вечной песни перед мирозданием. Его образы и фигуры — какое-то одно непрерывное богослужение живущих во всякий час и на всяком месте»6. Акиндинов объясняет свой орнаментальный, изобразительный язык следующим образом: «Мир пронизывают электромагнитные волны; они не что иное, как узор, орнамент; они пронизывают весь мир, проникают всюду: в лица домов, людей, растений, — и я их переношу на холст. Орнамент является символом бесконечности, бесконечность — это макромир, микрокосмос. Основа узора и орнамента — это деление больших частей на меньшие и соответственно сложение из меньших в большие. Бесконечная множественность. Есть каркас — схема направлений: внутрь — в микромир и вне — в макрокосмос. Метагалактики состоят из галактик, галактики — из звездных систем, те — из звезд и планет, планеты — из молекул, молекулы из атомов и т.д. (нейтроны, протоны, кварки). Существует бесконечное число наших «я» и существует одновременно. Времени не существует, лишь сознание перемещается маленькой капелькой по бесконечному числу разных возможностей. Это как длинная лента с кадрами фильма, даже не лента, а ячейки или соты. Узор для меня — это средство общения; я ощущаю его даже в запахе и в звуке. Например, звук органной музыки для меня связан со строгим геометрическим орнаментом; цвет его глубокий, неброский — коричнево-зеленоватый. Стоит услышать флейту, как в воображении появляется веселый растительный узор, окрашенный в цвета белый, желтый, ярко-зеленый, — как полевые цветы. Чувствуя запах хороших духов, я представляю цветочный узор — яркие, красивые сочетания оттенков. Но если духи имеют тяжелый аромат, то и <узорные> ассоциации негативные. Есть и обратная связь. Когда я вижу ковры, обои или просто какой-то узор, то слышу музыку этого ковра, свитера или стен, чувствую их <парфюм>. Декор на платье может пахнуть жасмином, или же перцем и кориандром, или морскими моллюсками. И ко всему этому часто примешивается банальный запах нафталина: происходит наложение запахов ассоциативных на реальный <нафталиновый дух>, который, в свою очередь создает в воображении собственный неповторимый узор серебристо-золотого цвета по форме напоминающий крылья моли. Я убежден, что все органы чувств имеют орнаментальную <структуру>. Не является исключением и <шестое> чувство — интуиция, которая своими таинственными знаками извещает нас о том, что было, есть и будет»7.
            Художник-орнаменталист воспринимает мир как целостность. Он её конструирует и моделирует из многочисленных силовых, энергетических, несущих информацию полей, которые пластически фиксируются как множество накладывающихся, сплетающихся и перекрещивающихся — узоров, волн, линий, символов и знаков. Их текучие, динамические, разнообразные формы наделены определенной экспрессивностью и смыслом. Как констатирует Есенин в «Ключах Марии»: «Люди должны научиться читать забытые ими знаки […]. Они должны постичь, что предки их не простыми завитками дали нам фиту и ижицу, они дали их нам, как знаки открывающейся книги, в книге нашей души» (V, 203), «в слове и образе» открывается «доселе скрытая сила русской мистики» (V, 208), «те самые знаки, из которых простолюдин составил свою избяную литургию» (V, 194). Подобным образом мыслит Акиндинов, который убежден в том, что «в двадцать первом веке люди научатся читать, и будут почитать древние знаки и символы». В концептосфере художника процесс восприятия изображения организует ритм, делящий его на множество временных интервалов, последовательность которых, в свою очередь, ощущается как музыкальное начало в композиции. Ритм — это чередование напряжения и разрядки с помощью постоянно изменяющихся, сочетающихся линий, геометрических фигур, антропоморфных, зооморфных, флористических узоров. Эти компоненты и качественные валеры графики и красок ритмизируются, благодаря применению принципов повтора и вариативности пластических элементов. Стоит отметить, что в древнерусской книжности «плетение словес», как и «плетеный орнамент», создают ощущение «ритмического ожидания», закономерности повторения мотивов, которые комбинируются «по симметрии». Причем они «то сгущены, то повторяются более слабо в виде эха». Это не столько стилистический прием, сколько определенная философия слова и искусства вообще. Земная жизнь, человеческое слово — лишь эхо высокого божественного смысла»8. Концептуализированные Акиндиновым составляющие иконического текста конструируют новую художественную целостность, новые визуально-семантические ряды и культурные коды. Пластический орнаментализм детерминирован абстрактным, мифологическим мышлением, которое санкционирует факт наличия причинно-следственной обусловленности, связи и взаимодействия явлений, единство нереального (в физическом значении) и реального (в сфере эмоций). Зримые компоненты имеют определенный подтекст, например, философский, религиозный, символический, поэтический, культурный, биографический. Они дешифруются, хотя разгадать, прочесть, проанализировать все визуальное послание сложно. В сознании/воображении реципиента образно-смысловое поле визуального высказывания (сочетание цветов, знаков, символов, смыслов, а по замыслу художника, также звуков и ольфакторных впечатлений), на метафорическом и/или вербальном уровне, трансформируется в узор, ассоциирующийся со структурностью зрительного муара9. В плане изображаемого визуальный орнаментализм Акиндинова тяготеет к лейтмотивности, нарративности, повторяемости и упорядоченности зримого сюжета. Тему изображаемой реальности и ассоциативно-смысловое поле орнамента/узора детерминируют темпоральные показатели (прошлое, настоящее, будущее). На формальном уровне орнаментика изобразительного письма создает фактуру и колорит картины, зафиксированные масляными красками на холсте. Наслоение орнаментальных структур определенного цвета на его дополнительные и/или контрастирующие оттенки, и орнамента/узора на реальное изображение (сохраняется принцип фигуративности, предметности), создает общее орнаментальное иконическое пространство. Орнамент прозрачно покрывает сюжет, фигуративо-предметную мотивику, обозримое пространство фиксируемого, создавая ощущение движения и воздушности. Не теряя узнаваемости, фигуры и предметы, приобретают орнаментальную фактуру. Сотканная из орнамента композиция, уподобляет холст ковру/гобелену/обоям/узорчатой ткани. Она часто незамкнутая, узор, размещенный во всех зонах создается цветной основой. Многослойный орнаментальный коллаж наслаивается на стилистически переосмысленные изображения. Иногда в принципе изобразительности усиливается, как кажется, условность, которая приводит к абстрактному орнаменту. Дифференцированная по стилевым (орнаментализм, символизм, постмодернизм) и жанровым разновидностям (портрет, пейзаж, натюрморт, жанровая картина), живопись Акиндинова обладает особыми: концепцией, философией, поэтикой.
            Экземплификацией многоаспектного взаимодействия изображения и слова — живописи рязанского художника и вербальных текстов Есенина, является картина «Медвежатник № 2» (2000-2008). Следует отметить, что наименование картины не совпадает с ее визуальным рядом. С одной стороны, это осложняет ее восприятие, с другой — направляет интерпретацию изображенного объекта на внеживописную контекстуальность и метафорический уровень10. По жанру это, выдержанный в теплой тональности (ясно-желтый цвет), контрастирующей с темно-зеленым орнаментальным фоном и коричневыми мазками узоров11, портрет персонажа (внешне похож на художника), изображенного в анфас, по бедра, с ключом в правой руке (смотря со стороны реципиента). В изобразительной композиции функциональны коды — повторение мотива ключа (в руке, и увеличенный на переднем плане), зрительные рифмы форм, многократное репродуцирование рамы. Орнаментальные мотивы, усложняющие и наполняющие картину динамикой, рифмуют раму изображения с двумя рамами внутри изобразительного пространства, придавая ему глубину. Показательно, что переход от внешней к внутренней зрительской позиции, и обратно, характерный также для литературного и музыкального художественного текста. Авторская арт-стратегия детерминирует и текстовую сторону картины, в которой смыслоносным элементом являются: орнамент, рамы, числа два и три, ключ. Числа, как кажется, объясняют двойственно-тройственный аспект строения человека (тело — душа; тело — душа — дух). Проход фигуры через рамы — это своеобразная инициация (переход индивидуума на новую ступень духовного развития, трансформация в высшее сознание, посвящение в знания) и открывание тайн души. Чтобы пройти через миры души, каждый из которых обрамленный/замкнутый, необходимый ключ, который служит для разгадки, понимания и овладения душой. Ключ к мирам внутри себя может быть найден только внутри. Ключ открывает тайны доступные только мастеру. В акиндиновской интерпретации — шифру ключа, открывающего познание души и мира, тождествен любой орнамент имеющий свой смысловой код. «Сознание-душа движется по ячейкам. Ее движение подчиняется каким-то законам, возможно, орнаментальным каналам. Настоящее — то, где находится твоя единица сознания. Орнаментальный канал — это своего рода личный код каждой единицы-души. Обычно это называют судьбой: движение сознания по тем, а не иным ячейкам. Имея в руках разные ключи, можно открыть несколько дверей. Нужно только знать, где они12. Смерть души — потеря единицы. Исключение из движения по ячейкам — отсутствие ключа»13. Если реципиент-интерпретатор всмотрится в структуру, визуальные показатели, технику исполнения портрета/автопортрета заметить, что он детерминирован текстуальным контекстом апеллирующим к трактату-манифесту Есенина «Ключи Марии», где выплеснут «ключ истинного, настоящего архитектурного орнамента» (V, 188), «ключ от души, которая равняется храму вселенной» (V, 205). «Выплеснутая в слове» душа (сердце/дух) поэта (Мой путь, 1925), переходящая в видимые и/или представляемые образы (например, душа человек — живое существо) — это и основа структуры его стихов.
            Двухвариантный иконический текст «Ларец, полный секретов» (2002-2003), с вынесенной в заглавие словесной метафорой, дифференцирован по жанровым и визуальным показателям. В жанровой картине на иконографическом уровне зафиксирована фигура мужчины (по колени, в ракурсе en trois quarts) с руками в карманах (он стоит у рулетки и смотрит в неопределенную даль). Вторая картина, из-за наличия большого количества орнамента, более абстрактная. В построении обоих иконических текстов существенную роль играет, композиционно и сюжетно выделенная, говорящая деталь, которую условно можно соотнести с ключевым словом словесного текста (И. Е. Данилова). В первой картине своеобразным, опознавательным знаком, ее поролем, является рулетка, которая в плане содержания раскрывает смысл картины. В плане выражения она задает направление круговому ритму волн вокруг фигуры/головы персонажа. В другой картине — эту функцию выполняет, излучающая белый свет коробка, с нанесенными на нее, и все иконическое пространство, разными по культурному коду белыми знаками и символами (голубь в правом верхнем углу). С помощью пластического языка, семантически закодированной орнаментики, целостный художественный образ в обеих картинах иллюстрирует арт-процесс Акиндинова, активизирующий, между прочим, визуальный принцип воздушности. Его суть, как кажется, адекватно комментирует один из пассажей трактата Есенина: «Создать мир воздуха из предметов земных вещей или рассыпать его на вещи — тайна для нас не новая. Она характеризует разум, сделавший это лишь как ларец, где лежат приборы для более тонкой вышивки. Это есть сочинительство загадок с ответом в средине самой же загадки» (V, 206). В зрительном и смысловом полях жанровых картин «Артур» (1997) и «Страж» (2000) реальная тематика вписывается в библейский контекст. На них представлены мужские фигуры в ракурсе сидя — портрет бородатого старика, играющего на аккордеоне и задумчивого мужчины с большим жезлом у входа в сад. Старик Артур может ассоциироваться с Моисеем из Ветхого Завета, а мужчина с Адамом — первым сторожем райского сада. В пластической мотивике и в орнаменте зашифрован есенинский концепт происхождения религиозной мысли, музыки и человека от древа: «Все от древа — вот религия мысли нашего народа, но празднество этой каны и было и будет понятно весьма немногим» (V, 190); «Происхождение музыки от древа в наших мистериях есть самый прекраснейший ключ в наших руках от дверей закрытого храма мудрости» (V, 190), По поэту: «Древо — жизнь. […] Вытирая лицо свое о холст с изображением древа, наш народ немо говорит о том, что он не забыл тайну древних отцов вытираться листвою, что он помнит себя семенем надмирного древа и, прибегая под покров ветвей его, окунаясь лицом в полотенце, он как бы хочет отпечатать на щеках своих хоть малую ветвь его, чтоб, подобно дереву, он мог осыпать с себя шишки слов и дум и струить от ветвей-рук тень-добродетель» (V, 193); «[…] человек есть ни больше, ни меньше, как чаша космических обособленностей» (V, 195). В полотне «Агнец» (2002), воплощающим полное, ничем не нарушаемое безмолвие сосредоточенного самопогружения, Акиндинов опять активизирует символически коннотированную деталь. Это узорчатый голубой голубь в руках белокурого мальчика, изображенного по бедра, на фоне безлиственных деревьев и здания украшенного красной орнаментикой. И здесь, как кажется, зримый образ апеллирует к вербальному его эквиваленту в текстах Есенина: «[…] масличная ветвь будет принесена только голубем…» (V, 213); «Вот она, вот голубица,//Севшая миру на длань» (поэма «Иорданская голубица», 1918)14. Жанровые картины «Мореход» (1999), «Рождение Титана» (2003-2004) и их антураж (морской пейзаж, портрет) визуально трансформируют есенинскую мысль, что: «Звездная книга от творческих записей теперь открыта снова. Ключ, оброненный старцем в море, от церкви духа, выплеснут золотыми волнами» (V, 202). Ссылки на теоретические предпосылки и мотивику поэта функциональны также в названиях авторских и коллективных выставок Акиндинова: «Ключ» (2003, выставочная галерея Рязанской областной юношеской библиотеки), «Ключи Марии» (Москва, 2004, галерея «Союз-Творчество»), «ОрнаМентальность» 2006, Рязанский Драматический театр), «Орнаментализм-2010» (Рязань 2010, Галерея Арт-салона «Палитра»), и в концептуализации экспозиционного пространства (визуальная презентация сходности творчества мастера слова и мастера кисти, раскрытие воплощения души в текстах Есенина и в живописи Акиндинова). Как кажется, рязанский художник и по внешнему виду пытается уподобиться поэту, что заметно на его фотографиях.

ОРНАМЕНТАЛЬНЫЕ ПОРТРЕТЫ ЕСЕНИНА

            Как известно, «всякий портрет, вне зависимости от степени и характера его сходства с моделью, представляет собой задачу на узнавание, на идентификацию: кто изображен на данном портрете? В каком отношении находится изображенный к изображаемому. В сущности, любой портрет — реально или потенциально — адресован кому-то, кто должен решить, в какой мере портрет представляет то или иное лицо, т.е. в какой мере он выполняет свою главную функцию. В связи с этим возникает проблема адресата: важно установить к кому в ту или иную эпоху обращается портрет, к какой инстанции он апеллирует, кто должен узнавать в чертах изображенного лица — лицо реальное, послужившее моделью для художника. Каковы критерии сходства и, что немаловажно: рассчитан ли портрет на узнавание и если рассчитан, то кем, где и когда. В зависимости от того, кому или когда адресован портрет, устанавливаются и критерии сходства»15. В основе своей портрет «строится на сопоставлении того, что человек есть, и того, чем человек должен быть»16. Моделировка художника и интерактивность реципиента конструируют многофакторное визуально-смысловое пространство, в котором портрет конкретизуется.
            Фигура Есенина занимает особое место в портретной иконографии Акиндинова17. Знаковость ее визуальной фиксации детерминирована арт-стратегией живописца и его пластическим кодом. В моделировании имиджа Есенина активизируется тема комплиментарности двух медиа: живописи и фотографии, отождествления функции портрета и фотопортрета. Если сопоставить портрет с фотографией, которая запечатляет статическое мгновение из отражаемого ею подвижного мира, выделяется одна из художественных доминант пластического портрета — динамика18. Однако по иконическому пространству она располагается неровно. Динамика может концентрироваться в глазах портретируемого и проявляться прямолинейно. Художник изображает, на что направлен взгляд модели (например, мечтательные, отрешенные глаза могут быть устремленные в бесконечность, загадочные, задумчивые смотреть в определенный пункт или олицетворять тайну). Иногда руки более динамичны. Динамизм в портрете функционален также, благодаря наличию нескольких фигур, задающих направление его интерпретации, соотносительностью поз этих фигур и т.д. «Портрет подносит динамику в фокусном сосредоточении, что делает его динамизм более скрытым, но потенциально еще более действенным»19. То же касается и фотографии, но если живопись способна изображать разновременные события в одном визуальном пространстве, тем самым, подготавливая кульминацию, фотография на это не способна. Фотографическое изображение имеет свою выразительность — это точность в передаче деталей, объемность изображения (полная прозрачность). Эти качества можно наименовать фотографичностью по аналогии с категорией живописности в изобразительном искусстве. Отличительной чертой считаются темпоральные показатели — фотография всегда в настоящем времени. Настоящее время в портрете включает память о прошлом и объявляет будущее. Сопоставительные — автоматизм фотографии и субъективно-творческая основа портрета. Когда фотография опирается на основы живописи разница между ней и портретом стирается. Оба эти медиа фиксируют фигуру и фон (антураж — т.е. то, что связано со зрительным центром, аксессуары, пейзаж, интерьер и т.п.). Если фигура согласована с фоном и все детали закономерно связаны с портретируемым, его лицом, руками, очертаниями фигуры, тогда все это вместе создает портретную целостность. Ее смысл не ограничивается выражением лица или характерным жестом, а он шире. Фотографический портрет — это фиксация внутреннего безмолвия и визуальной формы. В нем функционально особое пластическое значение и экспрессия. Ценность такой фотографии детерминирована не информацией, отображенной на ней, а тем, каким образом все изображено, красотой выразительных сочетаний и смыслом, в них выраженным. План содержания фотографии — это информация плюс интерпретация фотографа, его высказывание. Иначе говоря, форма в этом случае содержательна, это не репрезентация, а скорее размышление по ее поводу20. Живопись для художника — пластическое событие. Это имеет отношение и к фотографии с ее способностью извлекать из потока времени визуальные драмы и комедии.
            Художественная стратегия Акиндинова — перекодировка в изобразительный язык (но не по принципу имитации) реального изображения Есенина снятого из фотографии. Произведение современного изобразительного искусства, созданное на основе фотографии и представленное в виде картины, именуется фотокартиной. Картина накладывает на фото свои некоторые правила и формы (например, смысловую законченность, оформление, традиционное месторасположение на стенах помещения, элементы живописи). С другой стороны, корень «фото–» прибавляет к понятию картины определенные свойства фотографии (в фотокартине появляется составляющая в виде изображения, полученного в результате фотографического процесса). Смысловая незавершенность фотокартины по сравнению с живописной картиной может быть компенсирована преимуществами фотографии и наполнена элементами живописи. Благодаря введению в иконическое пространство фотоизображений Есенина, презентация его имиджа, в определенной степени, опирается на критерий портретного сходства, включающего в себя соответствие черт лица, фигуры, мимики и жестов, характера портретируемого и изображения. Фотопортрет в картине расширяет границы пластического портретного жанра, усложняет образ, придает изображению персонажа дополнительный смысл. Фото, насыщая портрет внетекстовыми связями, увеличивает его информативность. Функционируя в пространстве картины, фотография снимает противоречие между требованием объективной достоверности, сходства портрета с оригиналом и свободой художественной интерпретации образа. Портрет по фотографии живописный (Акиндинов накладывает свою сигнатуру, манеру орнаментального письма) и в то же время поддерживает фотодокументальность исходной фотографии.
            В концептуализации портретов Есенина важна проблема адресата. Акиндинов обращает изображение поэта конкретному зрителю. Превращая черно-белую фотографию в цветную, художник, как кажется, тем самым вводит ее в современность. Иногда он нарушает контакт со зрителем, моделируя портрет по схеме фотографии поэта смотрящего в объектив, в одну неподвижную точку перед собой. Это портреты, ни к кому не обращенные, портреты, не имеющие адресата. Изображения поэта одинаковы по манере письма — живопись, носящая характер орнаментального, штрихового рисунка, и технике исполнения — холст и масло. Они дифференцируются по жанру (функциональны подвиды портрета: «жанровый портрет», портрет-коллаж, портрет-картина, портрет-прогулка, фотокартина), концептуализации композиции (визуальная формула смотреть) и по фигуративному изображению. Изобразительное поле вмещает разные части фигуры: от портрета оплеченного и поясного (здесь активизируется принцип неоконченности), с возможностью кадрировки самого лица, к портрету в рост в жанровых сценках. Включение фигуры поэта в контекст сюжетной картины позволяет раздвинуть границы портретного жанра, усложнить образ, придать изображению известного персонажа дополнительный смысл. Примером могут служить картины «Утро Есенина» (1998), «Утро Есенина № 2» (2004), которые можно наименовать портретом-прогулкой21. Поэт в цилиндре на голове, с тросточкой в руках, изображенный в полный рост, в динамическом ракурсе (быстро шагает, размахивая руками) представлен в визуальной, смысловой и сюжетной связи с окружающей вещественной, пейзажной и архитектурной мотивикой22. Динамизм фигуры и картины мира усиливают пульсирующие энергией бесчисленные орнаменты и экспрессия ярких цветовых сочетаний. Все компоненты иконического текста визуально олицетворяют уверенного в себя, задорного, полного жизненных сил молодого поэта, который «сегодня рукой упругою готов повернуть весь мир» (Инония, II, 62). Жизненной энергией и силой излучает также многофигурный портрет-картина23 «Танец смерти» (2008-2009). Выполненный в символически-орнаментальном стиле, он детерминирован контекстуально24. В древнем народном круговом массовом, обрядовом танце, исполняемом у костра, Есенин является одной из центральных фигур. Одетый в простой костюм, он, подпрыгивая босиком, динамически танцует. Жанровая сценка в определенном смысле снимает противоречие между требованием объективной достоверности сходства портрета с оригиналом и вводит свободную художественную интерпретацию образа поэта.
            Интересна структурная формула портрета, активизирующая проблему наблюдателя и взгляда. Для того чтобы охватить изображение поэта взглядом, чтобы вся фигура попала в поле зрения реципиента, нужен отход, пространственная дистанция, что создает иные условия восприятия: не глаза в глаза, но как бы окидывая фигуру взглядом — и в этом заключен момент некоторого остранения (не каков поэт, но как он выглядит со стороны). Это манифест портретной ситуации — откровенно вызывающее обращение к зрителю, фиксируемое в выражении лица, в позе и экстравагантном жесте (напр. папироса в руке), нарушающая правила портретного ритуала, демонстрация «Я» модели. В репрезентации имиджа Есенина лицо — главный физиономический текст телесности, является, как кажется, мало информативной частью; оно построено по знаковым показателям (голубые глаза, светлые волосы, полу улыбающиеся губы). Есенин обращается к зрителю с почти одинаковым выражением лица, лишенным следов исповедальности, задумчивым, как бы отсутствующим. Выход за рамки фотографии получается за счет ритмически организованных орнамента, форм и линий. Из общего ритма изображения (рот, овал лица) выделяется стилизованная линия пряди волос. Принцип орнаментализации, узорчатости, существенный признак портретирования Акиндинова — получает различную мотивировку и он многофункционален. Орнамент может, как кажется, выражать установку на традиционное понимание функции лица как «зеркала души», так как наложение на личность ассоциативно-смыслового поля орнамента, фокусирующего его коммуникативный потенциал, вкладывает в каждый портрет особенный подтекст. В некоторых портретах орнамент — это символ благоприятной энергии, и/или сдержанности, спокойствия. Как кажется, живопись Акиндинова настолько пронизана мотивикой творчества Есенина, его личностью, что он как бы визуально кодирует его слова о себе как о «цветке неповторимом» (I, 294), фиксируя и оживляя изображение поэта через его слова: «как васильки во ржи, цветут в лице глаза» (II, с. 87). Портреты поэта говорят: таков я есть.
            В репрезентации имиджа Есенина, как кажется, мало информативны и руки. Они фиксируются как конвенциональный жест и знак индивидуального поведения. Руки поэта не говорящие, но разговаривающие. Скупая, отличающаяся минимализмом жестикуляция состоит из жестов не столько значимых, сколько обозначающих, например, руки заняты папиросой, тросточкой, могут быть скрещенные в замок, при том этот жест дифференцируется. Стандартный жест скрещивания рук является универсальным и почти повсюду обозначает оборонное или негативное/напряженное состояние человека, его попытку отделиться, спрятаться от неблагоприятной ситуации. В портретах Есенина утонченный, усовершенствованный жест рук, скрещенных перед собой, как кажется, имеет оттенок избранности и характеризует человека постоянно находящегося в центре внимания. Это может быть и удобная поза. Пластическая репрезентация имиджа Есенина связана и с чисто внешними знаками, определяющими его амплуа — костюмом, иногда знаковой позой, благодаря которым достигается эффект овеществления и визуальности имиджа. Акиндинов, ссылаясь на фотографию, концептуализирует поэта как его фотографы предшественники, и он сам. Примером может служить фотокартина «С. Есенин» (2008), написанная по фото поэта, сделанным в Париже в 1922 году. Фотография вносит в визуальное поле картины свое втягивающее внутрь, кажущееся реальным пространство. Возникает ощущение естественной слитности пластического изображения и фотоизображения, что проявляется в позе (как на фотографии Есенин показан по пояс, в ракурсе три четверти). Заметно, что снимаясь, Есенин не экспериментирует с одеждой (фото и картина фиксируют элегантный костюм, галстук, наделенные материальной субстанциальностью), так как делает это в жизнетворчестве, где костюм постоянно дифференцируется и трансформируется, создавая своеобразный театр для себя и других. Чтобы избежать буквальной перекодировки, Акиндинов субъективизирует фотохарактеристику поэта с помощью разных арт-приемов. Устойчивый есенинский жест рук динамизируется (ладони не спрятаны как на фотографии, а фиксируются на предплечьях). Визуальный ряд вписывается в биографический и творческий контекст. С левой стороны фотокартины (с позиции смотрящего) заметен знаковый антураж (фрагмент пейзажа с вьющейся дорогой и тремя березами). Авторская сигнатура накладывается и на визуализацию темно-синего фона, отчетливо выделяющего фигуру Есенина, хотя контраст силуэта на фоне в какой-то степени соответствует видному на фотографии контрасту света и тени. Фон, как и все другие компоненты, кодированы смыслоразличительной орнаментикой. Круглые по форме графемы звезд символизируют небо, а вынесенные в воздух с помощью вьющихся линий многолепестковые цветки, в воображении реципиента должны, как кажется, вызывать ольфакторные ощущения. Контрастная природа орнамента наложенного на изображение поэта (на лице и руках преобладают геометрические узоры, на костюме — растительные) смещает фотопрообраз в сторону живописного портрета.
            Портреты Есенина смотрятся в рамках узнаваемости даже тогда, когда они построены по принципу отклонения (искаженная морфология образа с помощью орнаментов/узоров, семантики вербального текста, установки на создание непостижимого сходства). В портрете, с вынесенными в заглавие строками стиха поэта «Несказанное, синее, нежное» (2003-2004), слово и орнамент вступают в обратную связь, плавно переходя друг в друга моделируют его визуально-вербальный облик. «Необходимость именно в портретной технике совершать как бы перескок из живописи в поэзию или поэзии в музыку вытекает из самой природы художественной полифонии портрета». «Не случайно портрет — наиболее <метафорический> жанр живописи»25. Возникает ощущение, что Акиндинов кистью повторяет начальные строки есенинского стиха. Слово служит здесь интерпретантом для создания пластического образа. Реципиент должен ощутить единство текстового и пластического изображений, понять их взаимообусловленность и взаимозависимость. Есенин, фиксируемый в динамическом ракурсе (легко наклонен вперед, его левая рука, согнутая в локте, опирается на что-то), кажется реальным и нереальным существом. Он узнаваем (светлоголовый, при том тихий, нежный, отрешенный и грустный) и одновременно голубой призрак, сотканный из узоров. Фигура и узорный фон визуально апеллируют к цветовым предпочтениям Есенина, к любимым им синим и голубым цветам, запечатленным в слове: например: «заметался пожар голубой» (I, 187); «солнца струганные дранки загораживают синь» (I, 35), «вечером синим, вечером лунным» (I, 284), «предрассветное, синее, раннее» (I, 235), «низкий дом с голубыми ставнями» (I, 205); «Ситец неба такой Голубой» (II, 120-121) и т.д. Таким образом, обнаруживается важный художественный прием — выход вербального текста за свои собственные пределы, открытое пространство как бы втягивается в художественный текст, что превращает незавершенность в элемент выражения смысла. Как во всех акиндиновских изображениях поэта в лице выделяются голубые глаза. Портрет экспонирует и другие характерные черты его имиджа — ухоженность, вкус, стиль в одежде.
            Своеобразная по жанру картина-коллаж?, фотокартина?26 «Есенин и Айседора» (2010) вмещает двойной портрет по фото (1922, октябрь, Америка) поэта и его жены — известной танцовщицы-новатора, как бы вырезанный из этнографического альбома фотоснимок группового портрета женщин в народных костюмах (три — с рязанской орнаментикой)27, и архитектурные мотивы (Успенский собор в Рязани, дом-музей Есенина в Константиново). Если реципиент возьмет во внимание символическое значение всех компонентов, способ их размещения в образно-смысловом пространстве иконического текста, их место в композиционном построении, то изображенное приобретает иной, более глубокий смысл. В аналогичной фотографии изображение самоценно — это согласованное, гармоничное сочетание компонентов на плоскости бумаги. Глаз реципиента воспринимает не только реальные предметы и фигуры в пространстве, но одновременно и цельность композиции. Он может отвлечься от значения изображенных фигур и предметов, а также смысловых отношений между ними и рассматривать их как геометрические формы, закономерно распределенные на изобразительной плоскости, как абстрактный узор, имеющий свой смысл и выразительность28. В картине Акиндинова возникает вопрос о значении ее маркированного деления, правой и левой сторон композиции, о роли их в процессе зрительного восприятия, о движении слева направо как обозначении временной последовательности. В этом контексте время в картине течет по интерактивному принципу — от прошлого (традиция) к будущему (современность) и на оборот. Сюжетно-символическое прочтение сталкивается здесь с прочтением образно-композиционным. Сложность композиции в том, что все фигуры даны в смысловом единстве и во временном, визуальном и эмоциональном противопоставлении. Колебания, составляющие ритмический ряд, имеют полярную направленность, которую можно символически описать как взаимное направление сил вертикали и горизонтали, сакрального и профанного, мужского и женского, Яви и Нави — условных «плюса» и «минуса». В результате ритмического чередования и наложения друг на друга двух начал возникают направления потоков сил сложной конфигурации, по-разному сплетающиеся и расходящиеся, что отражает структура композиции. Малейшие изменения ее внутренних соответствий нарушают ритмические ряды и, следовательно, пространственные конфигурации сил. Можно сказать, что ритм не только задает общую форму, но и управляет энергетическими потоками простейших разнополярных энергий, структурирует их взаимодействие. Художник стремится соединить бинарные оппозиции, сочетая два начала в третьем. Картина насыщена радостной интонацией красного цвета (— красивое), сочетающегося с нейтральным и амбивалентным серым цветом (костюм Есенина, окна дома, орнаментальный фон за ними), символами триединства, девятимеричности, круга. Динамизм вносится наличием компонентов, их соотносительностью, задающих направление их восприятия и интерпретации. Левая часть композиции (смотря со стороны зрителя) функциональна в качестве женского начала (Церковь, женский ансамбль, Дункан). Правая — мужского (Есенин, дом), что соответствует обрядовой соотносительности этих двух элементов в большинстве культурных традиций. Противопоставление позы Есенина позе жены позволяет истолковать композицию двойного портрета как особое решение проблемы внутренней динамики (как кажется, строится по принципу: чем более сходно, тем различно) и статики. В зрительном восприятии заметна несогласованность лиц супружеской пары (лица отсутствующие, сосредоточенные на себе, глаза направленные в разные стороны). Этот прием фотографа, и следующего ему художника, позволяет на выкадровку одного из лиц, которое может функционировать отдельно29. Двойному портрету супругов противостоят живые динамические фигуры коллективного портрета женщин в народных костюмах. Динамика неоднородна, основана на системе дифференциации/противоречий, образующих второй уровень оживления неподвижности в картине. Сталкивание единого и множественного — одна из потенциальных возможностей выражать движение через неподвижность.
            В зависимости от того, будет ли зритель читать отдельный портрет Есенина как иконический текст, имеющий вполне самостоятельное значение, или как часть единого композиционного целого, его внимание зафиксирует в одном и том же объекте различные структурно значимые черты. Портреты поэта сохраняют его молодость, он находится в пространстве остановленного времени. «Я» портрета не подлежит времени, и это отделяет его от автора, который выполняет функцию зрителя, то есть находится в пространстве/времени. Отношение «картина — действительность» приобретает сложную выпуклость и многоуровневую условность. Говоря о разнообразии портретов Есенина кисти Акиндинова, надо учесть факт, что художник и реципиент не могут исключить из своей памяти аналогичные опыты других портретистов. В этом контексте каждая новая попытка неизбежно воспринимается как реплика на все предшествующие. В ней заключается традиционность или полемичность данного портрета.

-------------------------------------------------------------
ПРИМЕЧАНИЯ:
(1). И. Е. Данилова, Слово и зримый образ в европейской живописи от Средних веков до ХХ века, Москва 2002, с. 54.
(2). Р. Барт, Миф сегодня. Миф как высказывание // Избранные работы: Семиотика. Поэтика. Пер. с фр., сост., общ, ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова, Москва 1989, с. 73.
(3). И. Е. Данилова, Слово и зримый образ в европейской живописи…, с. 55.
(4). Н. Шубникова-Гусева, Есенин как теоретик искусства. К постановке вопроса, http://independent-academy.net/science/tetradi/14/shubnikova.html
(5). Л. А Киселева, Диалог древнерусского и символистского концептов слова в есенинских «Ключах Марии» // Пам’ять майбутнього: Збiрник наукових праць, вип. 1, Київ 2001, с. 66-82.
(6). С. Есенин, Полное собрание сочинений в семи томах. Гл. ред. Ю. Л. Прокушев, ИМЛИ им. А. М. Горького РАН, т. V, Москва 1995-2002, с. 186; электронная публикация: ФЭБ, http://feb-web.ru/feb/esenin/default.asp?/feb/esenin/texts/es0.html. В дальнейшем будем пользоваться вышеуказанным изданием, обозначая в скобках том и страницу.
(7). А. П. Акиндинов, Официальный сайт художника, http://www.akindinov.com; А. Акиндинов, «Узор священных знаков», журнал «Наука и Религия» 2003, № 6, с. 39. Сердечно благодарю Алексея Акиндинова за возможность воспользоваться его сайтом и иконографией.
(8). Цит. за: Л. А. Киселева, Диалог древнерусского и символистского концептов слова…, с. 66-82.
(9). Понятие «муар» (фр. moire) происходит от ткани муар, при отделке которой используется муаровый узор, возникающий при наложении двух периодических сетчатых рисунков. Их повторяющиеся элементы следуют с немного разной частотой, накладываясь друг на друга и/или образуя промежутки. См. Википедия, http://ru.wikipedia.org/wiki/Муаровый_узор
(10). Значение слова «медвежатник» по словарю онлайн Т. Ф. Ефремовой: разг. охотник на медведя; собака, приученная к охоте на медведя; устар. вожак дрессированного медведя; помещение для медведей в зоопарке; взломщик сейфов, http://slovonline.ru/slovar_efremova/b-13/id-44332/medvezhatnik.html.
Вынесенное в заглавие картины Акиндинова слово «медвежатник», может функционировать только как «взломщик», но в переносном значении, т.е. тот, кто отворяет/открывает/отпирает что-либо. Некоторые считают, что в названии картины есть скрытый смысл, перекликающийся с сущностью самой России. См.: Г. П. Иванова, Он «повернул глаза зрачками в душу», http://esenin.ru/esenin-v-izobrazitelnom-iskusstve/zhivopis/akindinov-a-p/ivanova-g-p-on-povernul-glaza-zrachkami-v-dushu
(11). Первый вариант одноименной картины (2000) выдержан в других цветах. Доминирует лилово-фиолетовый тон, фон — черный, мазки красные, фигура персонажа легко разбеленная. На общий колорит, вызывающий грустно-романтическое настроение, накладывается семантика отдельных цветов, которые могут ассоциироваться, например, с духовным началом, самоуглублением, таинственностью, интуицией, индивидуальностью, одухотворенностью, скрытыми возможностями, духовной силой.
(12). Ключ является композиционным центром, конструктивным и семантически емким предметным элементом в концептуализированном по принципу символизации фигуративе («предметное искусство»), озаглавленном «Открытие» (2001). В своеобразном синтезе предметов-символов (замок, двери, фрагмент некрополя) и антуража (пейзаж, собака, вода), составленных по принципу контраста (живое –мертвое) и соединения, ключ кодирован тремя идеограммами универсальных ценностей. Графический символ крест в круге в генезисе своем отражает соотношение между божеством земли и неба. Он и символ солнца, годовой цикличности, соединения мужского и женского начал, единство и триада, олицетворение жизни и творческого процесса. Семантически емкие и идеограмма звезды и трех треугольников, изображенных по кругу. Символика собаки детерминирована мифологическим контекстом; она связывает живой и мертвый миры, охраняет границы между ними.
(13). А. П. Акиндинов, Официальный сайт художника, http://www. akindinov.com
(14).  С. Есенин, Иорданская голубица, http://feb-web.ru/feb/esenin/texts/es2/es2-057-.htm
(15).  И. Е. Данилова, Проблема жанров в европейской живописи. Человек и вещь. Портрет и натюрморт, Москва, 1998, с. 9.
(16).  Ю. М. Лотман, Об искусстве, Москва, 1998, с. 500-518.
(17). Акиндинов утверждает, что его самыми первыми картинами (нарисованные маслом на дерматине) являются: копия с репродукции картины Василия Поленова «Московский дворик» и портрет Есенина. Художник запечатляет изображение поэта и в слове, в своеобразном скульптурно-игрушечном виде. Переводя словесный текст в текст визуальный художник сочиняет вербально-живописную миниатюру — Закатные трубы завода и Есенин (цикл Малая проза, рассказ № 42), в которой реальный мир гармонично сочетается с миром детской игры. Экспрессивность слова, создающая параллельный изобразительный ряд, динамизирует целостность и оживляет Есенина-игрушку: «Дорога ведет на юго-запад. Солнце лизнуло трубы заводов и горизонт. Трубы прозрачны и зелены, они переплетаются между собой, как спутавшиеся нитки клубка. Дорога к ним — это длинный полосатый половичек красного цвета. По сторонам дорожки стоят фанерные деревца и пластмассовые зеленые солдатики Советской Армии. Солнце стреляет в вечернее небо ярко золотыми и медными лучами, они прямые, будто вычерченные по аэродрому. Скульптура-игрушка Есенина грустна, но несмотря на ее грусть и зелень, она идет по бархату красного половичка, постоянно держа взглядом момент заката солнца».
(http://www.akindinov.com/russian/shortstories2.htm).
(18).  Ю. М. Лотман, Портрет // Статьи по семиотике культуры и искусства, СПб, 2002, с. 349-375; электронная версия, http://philologos.narod.ru/lotman/portrait.htm
(19). Ю. М. Лотман, Портрет…, http://philologos.narod.ru/lotman/portrait.htm
(20). В. И. Михалкович, В. Т. Стигнеев, Поэтика фотографии, Москва, 1989, с. 151.
(21). Изображение гуляющего человека на фоне природы (или архитектуры) появляется в Англии в XVIII веке. Особенно оно популярно в эпоху сентиментализма.
(22).  Убеждение Акиндинова в том, что визуальный язык его картин переводимый на язык слова, а зритель перевоплощаясь в читателя может одновременно воспринимать и читать его живопись как прозаический или поэтический текст, реализуется на практике. Его друг и соавтор совместных арт-проектов Вилли (Виталий) Мельников — поэт-полиглот, создатель инновационных, авторских арт-поэзо-жанров (лингвогобелен, люменоскрипт, драконография) и поэтических стилей — муфтолингва, интраксенолингва (см.: Гражина Бобилевич, Арт-поэзо-жанры как интермедиальный дискурс // Визуализация литературы, Белград, 2012, с. 245-264) попытается перевести и расшифровать с помощью известных ему языков некоторые картины художника. Итак, Утро Есенина и Узоры вечернего свидания (1998) представляются Мельникову «диптихом-притчей о том, как предание-легенда и нынешняя повседневность обмениваются диалектами своих красок, обнаруживая друг в друге родственников. Обе картины я увидел укутанными в словесные вышивки на языках: тлинкит (одна из индейских народностей Канады), рапануи (остров Пасхи), уавниффа (Зап. Африка), фарер (Скандинавия), пхадмэ (Манчжурия). Если <плыть> в глубине обоих ландшафтов по линии диагонального меандра снизу вверх, то обнаружишь себя в стремнине такого верлибра: <Кора обочин, опавшая со ствола непроложенной дороги, ищет ключ-сердцевину, чтобы отомкнуть переплет книги корней для кроны, давно желающей вписать туда главы своих листьев до того, как они сумеречно-кораллово опадут…>». (В. Мельников, Поэзо-живопись Алексея Акиндинова // Алексей Акиндинов. Живопись. Каталог, Рязань 2008, по материалам сайта www.akindinov.com). «Утро Есенина (языки: ория, орхони, тангут, чоланайкен): холсты, осенне облетевшие с подрамников — это сердцевина взглядов на них из лабиринтоцветья диалектов оттенков, уставших выдавать себя за кору немоты мазков красок». (Вилли Р. Мельников, Прочтение-медитанцы холстов Алексея Акиндинова. С выставки «Второе приближение» 11. 09. 2008, http://www.akindinov.com/reviewru/176-reviewru6).
(23). Термин носит условный характер и в данном случае подразумевает особую цельность и законченность портрета Есенина. Его сущность раскрывают композиционные решения и все отдельные элементы, подчиненные сюжетному действию, который основан на бинарной оппозиции жизнь — смерть.
(24).  В автокомментарии к картине Акиндинов пишет: «Моя картина Танец смерти является творческим звеном в развитии темы так называемой <пляски смерти> в мировом искусстве, особенно присущей западноевропейскому средневековому искусству. Но в отличии от этих произведений, я по своему решил эту композицию. Применив субъективное видение мира, через призму мной созданного стиля — орнаментализм. Сущность которого заключается в сплавлении реальности с орнаментальностью. То есть создание новой, орнаментальной реальности. В картине я изобразил многофигурную композицию, объединенную неким действием. Которое представлено в своем зарождении — старте, кульминации — апофеозе, и финале — финише, который является в то же время и новым началом, неведомым для <простого смертного>. […] В выборе своих персонажей для картины и их размещении на полотне я руководствовался принципом того, что смерть — это финал каждого человека, возможно, что и переходное звено. […] Поэтому я изобразил среди персонажей, танцующих у костра представителей; политики и революций — Ленина, поэзии — Сергея Есенина, науки — Сергея Королева, вокала и музыки — Фаруха Булсара (Фредди Меркьюри), первопроходцев космоса — Юрия Гагарина, актрис — Мерилин Монро (со спины). […] Мелкие узоры, покрывающие всю поверхность картины несут в себе символику силы и жизни. […] Из мелких орнаментов узоры имеющие графему звездочек и лучей (преимущественно на небе) символизируют небосвод, Солнце и живую энергию света. Узоры имеющие графему травы и листочков (преимущественно на земле) символизируют соки жизненных сил, необходимых для возрождения и обновления. Округлые узоры, нанесенные в основном на фигуры людей, символизируют собой корни это связь с нашими предками и их философским опытом». Полный текст см.: http://artnow.ru/ru/gallery/3/806/picture/0/237750.html
(25).  Ю. М. Лотман, Портрет…, http://philologos.narod.ru/lotman/portrait.htm
(26). Акиндинов классифицирует ее как жанровую картину.
(27).  Рязанский костюм отличается радостным, звонким, ярко-красным или пунцовым цветом кумача. Гармонизируя с зеленым цветом природы, создает празднично-ликующий эмоциональный настрой. Отличительной чертой рязанского костюма является особый вид верхней одежды, который надевают поверх рубахи, — «насов» из шерстяной домашней материи закладного ткачества с ткаными геометрическими узорами плодородия. Красный распашной «шушпан» — разновидность этой одежды. Голову повязывают платком поверх кички. Рязанский костюм насыщен художественно цельным и семантически емким орнаментом. Отличительным признаком праздничного рязанского женского костюма является так называемый «поневный» комплекс (рубаха, поверх которой надевается понева, состоящая из сшитых вместе трех или четырех полотнищ, собранных на поясе). На территории современной Рязанской области функционально разнообразие тканых понев, отличающихся орнаментом и цветом: «ромбы», «репьи», «поневы-рядушки» и т.д. Важные места одежды (ворот, рукава, грудь и т.д.) украшаются вышивкой. Орнаментальные геометрические мотивы это прежде всего декоративный элемент костюма, хотя издавна не менее важна и функция орнамента как оберега от злых сил. Широкое распространение получает и кружевоплетение. Основой кружева с геометрическим или растительным орнаментом является растительная ветка или розетка («рязанский травный манер»). Как правило используется сочетание красных и белых нитей, что соответствует основной цветовой гамме народного рязанского костюма. См. М. Н. Мерцалова, Поэзия народного костюма, Москва, 1988, 224 с. 6-13.
(28).  Л. П. Дыко, Основы композиции фотографии, Москва, 1989, с. 123.
(29).  Учитывая биографический контекст известно, что Есенин часто вырезает Дункан из совместных фотографий. Составляя для показа иконографию картины, Акиндинов ее фрагментирует и показывает супругов вместе и отдельно.

Опубликовано — журнал «Современное есениноведение». Рязань. 2013. № 25. Стр. 3-18.

Добавить комментарий

Комментарии проходят предварительную модерацию и появляются на сайте не моментально, а некоторое время спустя. Поэтому не отправляйте, пожалуйста, комментарии несколько раз подряд.
Комментарии, не имеющие прямого отношения к теме статьи, содержащие оскорбительные слова, ненормативную лексику или малейший намек на разжигание социальной, религиозной или национальной розни, а также просто бессмысленные, ПУБЛИКОВАТЬСЯ НЕ БУДУТ.


Защитный код
Обновить

Новые материалы

Яндекс цитирования
Rambler's Top100 Яндекс.Метрика