Поиск по сайту

Наша кнопка

Счетчик посещений

58548973
Сегодня
Вчера
На этой неделе
На прошлой неделе
В этом месяце
В прошлом месяце
1982
16647
18629
56248947
602795
1020655

Сегодня: Март 19, 2024




Уважаемые друзья!
На Change.org создана петиция президенту РФ В.В. Путину
об открытии архивной информации о гибели С. Есенина

Призываем всех принять участие в этой акции и поставить свою подпись
ПЕТИЦИЯ

БЕЛОВ А.А. Есенин в Люберцах

PostDateIcon 08.01.2017 19:04  |  Печать
Рейтинг:   / 6
ПлохоОтлично 
Просмотров: 4237

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН

     Есенин страстно увлекался народными песнями. В духе русского фольклора, а возможно, и под влиянием Гоголя, он часто обращается к образу птицы-тройки. Помните отрывок из «Мертвых душ»? Мы в школе учили его наизусть: «Эх, тройка! птица-тройка, кто тебя выдумал?».
     В творчестве Есенина кони присутствуют постоянно:

«Вечер черные брови насупил.
Чьи-то кони стоят во дворе…».
«Не храпи, запоздалая тройка…».

     Или такая чисто рязанская зарисовка:

«Мелколесье. Степь и дали.
Свет луны во все концы.
Вот опять вдруг зарыдали
Разливные бубенцы».

     Но, кажется, сам поэт только писал о тройках, а катался на них вряд ли. Проще было проехать из Константинова до Москвы на поезде, а значит, мимо Люберец. В вагонное окно он мог видеть старинное наше село, которое только в год смерти поэта, в 1925 году, стало городом.
     Но не только через запыленное стекло наблюдал он Люберцы. Есенин сам неоднократно бывал у нас. Мне повезло. Я встречался с человеком, который принимал у себя дорогого гостя. Это журналист и писатель, а также первый историк завода имени Ухтомского Петр Васильевич Чихачев. О нем я уже рассказывал.
     Вот воспоминания Петра Васильевича:
«Через несколько дней мы с Есениным ехали в поезде в Люберцы, где я жил вместе с матерью, бывшей литейщицей Люберецкого завода сельскохозяйственного машиностроения имени Ухтомского. От тяжелой работы и переживаний у нее к сорока годам отнялись ноги, и она могла передвигаться только по комнате.
     Человек большого и щедрого сердца, Есенин очень любил наших матерей-тружениц, относился к ним с трогательной заботой и уважением… Увидев мою мать впервые, он расцеловал ее, и потом, когда мы пошли гулять в городской сад, принадлежавший когда-то купцу Глазову, он говорил мне:
     — Почему ты не отправишь маму в хорошую больницу? Не можешь устроить? Хочешь, я тебе помогу?
     Мы шли по тенистой аллее Глазовского сада и о чем-то разговаривали. Вдруг Есенин остановился, схватил меня за руку и, глядя мне в лицо, прерывающимся голосом проговорил:
     — Я еду в Москву…
     — Так скоро? Почему? — спросил я удивленно.
      — Чертовски хочу писать! Проводи меня до поезда и извинись перед мамой, что не зашел проститься.
     Я не стал его задерживать и проводил до вокзала».
     Есенин не забыл мимолетный разговор о больной матери Чихачева. Спустя несколько дней ему передали наспех написанную записку: «Договорился с профессором Кожевниковым, который лечил В.И. Ленина. Вези маму в больницу имени Семашко (Щипок, 8). Сергей».
     Петр Васильевич тут же отвез маму в больницу.
     Через газету «Заводская правда» завода имени Ухтомского мы попросили ветеранов припомнить, где жили Чихачевы. На наше счастье, отозвались пенсионерки, кто помнил литейщицу-инвалидку.Она жила в доме № 137 по Октябрьскому проспекту, недалеко от здания Горсовета, чуть наискось. Дом был двухэтажный, низ каменный, верх бревенчатый, битком набитый постояльцами. Он стоял на углу Октябрьского проспекта и улицы Красной. Мать Чихачева занимала крошечную комнатку на втором этаже, окно выходило на Красную улицу.
     При генеральной реконструкции завода его порушили, и на его обломках возвели чудо-магазин «Подосинки», по имени деревеньки, стоявшей поблизости.
     Но ещё до сноса домика его успел срисовать с натуры люберецкий художник-любитель Андрей Иванович Дворягин. Дворягин устроил выставку своих произведений в городском Дворце культуры и его рисунку «Есенинский домик» в тот же день «приделали ноги».
     — Ты чем-то расстроен? — спросил я его вечером.
     — «Домик» украли, — сокрушенно ответил он.
     — Да, — посочувствовал я. — Конечно, не шедевр, но все же память о Есенине в Люберцах.
     За всю историю города это было первое хищение картины. Так сказать, кража века. А для нас — лишний повод убедиться в популярности Есенина.
     В отместку несправедливой судьбе, в пику ей Центральной городской библиотеке присвоено имя Сергея Есенина. Недавно я заглянул в неё. Гидом моим стала Елена Васильевна, извините, фамилию я не спросил. Я прошел в святая святых, где когда-то и сам набирался уму-разуму. Осторожно приоткрыл двери в читальный зал. Подумал, там никого нет, такая тишина. Но десятки пытливых глаз устремились на меня. Я мысленно пожелал будущим историкам, лингвистам, математикам больших успехов в науке.

КУПАНИЕ В ПРУДУ

     Кроме Люберец, Есенин посещал и Малаховку. Последуем и мы за ним.
     О Малаховке рассказал Дмитрий Фурманов, автор уникальных книг о гражданской войне: «Красный десант», «Мятеж» и особенно «Чапаев». Потрясенный вестью о самоубийстве поэта, он лихорадочно и сумбурно, очень наспех, не перечитывая, занес в свой дневник все, что помнил о нем. Записи не предназначались для печати. Он так волновался, что даже забыл поставить в дневнике дату:
      «Сережа-то Есенин: по-ве-сил-ся!.. Я сижу, вспоминаю последние мои с Сережей встречи…
     Поехали мы гуртом в Малаховку к Тарасу Родионычу: Анна Берзина, Сережа, я, Березовский Феоктист — всего человек шесть-восемь. Там Сережа читал нам последние свои поэмы: ух, как читал!
     А потом на пруду купались — он плавал мастерски, едва ли не лучше нас всех. Мне запомнилось чистое, белое, крепкое тело Сережи — я даже и не ждал, что оно так сохранилось, это у горького-то пропойцы!».
     Тут я вынужден сделать небольшое отступление. Одна почтенная дама, власть имущая, попросила меня ознакомить её с дневником Фурманова, где он говорит о Есенине. Было это не так давно. Мы только что избавились от цензуры.
     — Читать подряд? Без купюр? — спросил я.
     — Подряд.
     Я и прочел слова про «горького пропойцу». Прямо по телефону.
     — Ай! — взвизгнула трубка, — Да как Вы смеете порочить имя великого поэта?
     — Это не я. Но из песни слова не выкинешь.
     Однако вернемся к дневнику:
      «После купки сидели целую ночь — Сережа был радостный, все читал стихи.
     А потом здесь вот, в Госиздате, встречались мы почти каждую неделю, а то и чаще бывало: пьян все был Сережа, каждоразно пьян. Как-то жена его сказала, что жить Сереже врачи сказали… шесть месяцев — это было три месяца назад…».
     Пророчеств о близкой смерти поэта звучало немало. Анна Берзинь приводит диалог с доктором Аронсоном в психиатрической клинике на Девичьем поле:
     — Сергей Александрович неизлечимо болен и нет никакой надежды, что он поправится…
     — Что же он, не проживет и пяти лет?
     — И трех лет не проживет?
     — Нет.
     — Конечно, нет.
     — А год?
     — И года не проживет…
     Журнал «Огонёк» задним числом в 1975 году поместил такое необъяснимое предсказание (оно относится к осени 1924 года, когда Есенин был в Тифлисе):
      «У самой церкви, которая, казалось, почти вплотную прижималась к горе Мтацминда, был источник; и люди по очереди припадали к нему. Многие поднимали у источника какие-то камушки и шли с ними к церковной двери.
     — Что они делают? — спросил Есенин,
     — Это, знаете ли, такое поверье — сказал Тициан Табидзе. — Поднявший камушек трет им по двери, и камушек пристает к ней. Тогда начинают считать: раз… два… три… Вот сколько насчитаешь, столько тебе еще жить.
     — Как интересно! — Есенин рассмеялся. — Сейчас узнаю, сколько мне ещё осталось…
     Он взял небольшой камушек и поводил им по двери. Потом отнял руку и стал считать:
     — Раз…
     Камушек упал. Все захохотали».
     Все эти случайные совпадения, несомненно, действовали на психику больного. Есенин жил двойной жизнью. Давно подмечено, что лирический герой, созданный фантазией писателя, обретает самостоятельность и может в какой-то мере влиять на своего творца. Так, у Лермонтова, если поискать, обнаружатся черты Печорина. Подражая ему, он, возможно, хладнокровно бравировал под дулом пистолета Мартынова. А Есенин оглядывался на «черного человека» из своей же поэмы. Духовных двойников неудержимо влекло навстречу друг другу.
     Прошли годы. Одни очевидцы малаховских восторженных купаний в ночном пруду переселились в мир иной, другие растеряли свою память в сталинских лагерях и тюрьмах. Но как из рога изобилия посыпались воспоминания. Купавшихся с Сережей оказалось больше, чем предполагалось. Помните? Фурманов насчитал 6-8 фигур. Должно быть, на порядок ошибся. Плавали с Есениным даже те, кто понятия не имел, где она находится, эта самая Малаховка. Получилось, как с бревном, которое тащил Ленин. Оказывается, добровольных помощников у него насчитали чуть ли не полк.
     Но в некоторых воспоминаниях меня привлекли подробности, которые вряд ли можно придумать. Так что продолжение следует.

ТАРАСОВ-РОДИОНОВ

     Писатель И. Рахилло, много лет спустя в книге «Московские встречи», повторил сказанное Фурмановым о Есенине, но скрыл место действия и участников: то ли боялся гонений, то ли не знал куда ездили, когда, к кому? Слышал Рахилло звон, да не понял, где он.
     Немного прояснил обстановку писатель Александр Исбах в книге «Лицом к огню», изданной в 1959 году: «Однажды, по почину Фурманова, мы поехали в гости к одному из писателей, который имел дачу в Малаховке, и считался среди нас крупным собственником. Среди гостей были Фурманов, Никифоров, Берзина, Артем Веселый».
     Aга! Список любителей дачных прогулок пополнился. К ним прибавились Исбах, Никифоров н Артем Веселый.
     И все-таки Исбах явно чего-то недоговаривал. И только через добрый десяток лет, в новом издании, он опубликовал дополнительные подробности. Придется немного повториться.
      «Однажды по почину Фурманова мы поехали в гости к писателю Тарасу Родионычу, который имел дачу в Малаховке, и считался среди нас крупным собственником. Среди гостей были Дмитрий Фурманов, Георгий Никифоров, Феоктист Березовский, Анна Берзинь, Артем Веселый. В дороге смеялись, что пригласивший нас Тарасов-Родионов, как генерал (он носил два ромба) может забыть о своем приглашении и повторить трюк героя гоголевской «Коляски».
     А вспомнили Гоголя потому, что у него помещик Черторуцкий наприглашал к себе по пьянке соседей, а сам забыл об этом. Когда же они нагрянули, спрятался в коляске, но был вскоре обнаружен.
     Но наш генерал был на месте.
     Кто же этот таинственный их коллега в генеральском мундире, которого гости уважительно называли Тарасом Родионычем и беззлобно над ним подшучивали?
     По правде говоря, он даже не Тарас Родионыч, а Александр Игнатьевич Тарасов-Родионов, личность поистине легендарная. Сейчас привыкли бросаться эпитетами. Чуть что, и ты «человек из легенды». Но такую богатую биографию, как у нашего Тараса, даже придумать трудно. Вот только развязка для сталинских времен банальная — «вышка». Есенина окружали незаурядные люди.
     О себе Тарасов-Родионов рассказал сам в сборнике «Писатели», выпущенном в 1928 году.
     Родился в 1885. Был на десять лет старше Есенина. Отец — служащий, мать — из мелкопоместных дворян. Учился в гимназии, потом на юридическом факультете Казанского университета. В 1905 году вступил в партию большевиков, сражался против царских войск в боевой дружине.
     В Первую мировую войну в армии. Прапорщик, поручик.
     Февральская революция его окрыляет. Он в гуще событий. Смел, бескомпромиссен. Проверяет, как содержится под стражей арестованный царь. В октябрьские дни и позже раскрывает несколько контрреволюционных заговоров.
     В 1918 году обороняет Царицын вместе с Ворошиловым.
     Летом 1919 года работал при Реввоенсовете Западного фронта у Сталина. Вождь ему это припомнил. Он убирал всех свидетелей своего восхождения к власти. В 1920 году Тарасов-Родионов назначен начальником штаба Второй Конной армии, участник скоростного рейда на Врангеля. А в 1921 году в числе делегатов партийного съезда атакует мятежный Кронштадт, неприступную морскую крепость.
     Войнам конец, и Тарасов-Родионов становится следователем по особо важным делам Верховного трибунала Республики. Эта работа дала ему богатую пищу для каскада авантюрно-детективных историй. Его повесть «Шоколад» о коррупции и взятках в разгул НЭПа вспоминают до сих пор.
     Жизнь Тарасова-Родионова трагически оборвалась в 1938 году. В «Большой литературной энциклопедии» сказано о том действительно коротко: «Был незаконно репрессирован. Реабилитирован посмертно».
     В Москве, в Музее Революции, видел я групповое фото членов Всероссийского бюро военных организаций при ЦК РСДРП(б). Снимок сделан в Петрограде в 1917 году. Крайний справа — Тарасов-Родионов. Не очень высокий и не очень крупный, черноволосый. Впрочем, на черно-белом изображении даже блондины выглядят жгучими брюнетами; Но что меня сразило, так это обилие растительности на его лице. Борода, бакенбарды, ycы — вcё слилось, как у Карла Маркса. Сразу, вспомнилось страстное желание, если не ошибаюсь, писателя-фантаста Уэллса, увидеть Карла Маркса обритым наголо. Но это так, между прочим.
     После кропотливых исследований, а журналист-исследователь — тот же следователь по особо важным делам, было установлено, что Есенин бывал в Малаховке не единожды, И даже неоднократно ночевал. У Тарасова-Родионова в усадьбе были хозяйственные постройки, сараи, сеновал. Есенин, деревенский парень, любил забираться в душистое сено. В поэме «Анна Снегина» он отдает тому должное:

«Беседа окончена…
Мы выпили весь самовар.
По-старому с шубой овчинной
Иду я на свой сеновал».

     Самовар… Сеновал… Овчинная шуба… Далеко ушли мы oт есенинской эпохи. Но его стихи и сейчас тревожат наши сердца.

НОЧЛЕГ НА СЕНОВАЛЕ

     Я искал заветную дачу поблизости от Малаховского озера; купаться далеко не ходят. Это было логично. Но интуиция меня подвела. Правильный адрес отыскали другие: Тургеневская, 71. Искомое подворье располагалось в самом конце улицы, а дальше, вниз, отсчитывал свои домики поселок Май.
     Не станем уточнять, кто первый сказал «а»… Многие внесли свою лепту, но приоритет я отдал бы Лидии Логиновой. Ее материалы о Есенине бесценны. А журналисту Леониду Ермилову посчастливилось взять интервью у сына Тарасова-Родионова, Виктора.
      «У нас во дворе стоял сарай, — рассказывал Виктор, — а на втором его этаже был небольшой сеновал, где я спал. Вот Есенин и решил, что ночевать он будет на сеновале. Приезжал он к нам несколько раз».
     А куда ему было деваться? Не все, очевидно, знают, что у великого поэта не было собственного жильья. Скитался по знакомым.
     Кажется, никого не волновал вопрос, как добирались гости до жилища хозяина. В начале двадцатого века в Малаховке ходила конка — трамвайный вагончик, поставленный на рельсы и везомый лошадью. Но в Первую мировую войну рельсы сняли, хотя безрельсовая конка продолжала действовать, говорят, до 1926 года. Наши путешественники вполне могли ею воспользоваться. Или, получив в издательстве солидный гонорар, были в состоянии раскошелиться на частных извозчиков. Или двинулись пешком, гурьбой. Молодость не знает усталости.
     Не терпится определить точную дату, когда шумная компания нагрянула в Малаховку. Что свидетельствуют они сами? Фурманов числа не назвал. Анна Берзинь в своих воспоминаниях о поездке в Малаховку — ни слова. Тарасову-Родионову визит писателей запомнился, но в общих чертах. И только Ив. Евдокимов подарил нам стоящие строки. Он в тот день был у себя на работе в Госиздате, куда и устремилась за гонораром вся писательская братия.
     Евдокимов откровенничал:
      «В июне 1925 года Есенин зачастил в литературно-художественный отдел Госиздата… Незадолго перед этими днями литературно-художественный отдел выпустил его книжку «Березовый ситец». Двенадцатого июня он пришел к нам в отдел за авторскими экземплярами в сопровождении А.А. Берзинь. Меня зачем-то вызвали в другой отдел. Когда через некоторое время я вернулся, Есенина уже не было, но мне кто-то передал от него книжку с надписью красными чернилами:

«Сердце вином не вымочу.
Милому Евдокимычу,
Пока я тих,
Эти книга и стих,
12 июня».

     В тот же день и, рассчитываем, в тот же час, второй экземпляр оказался у Анны Абрамовны Берзинь с автографом Есенина:

«Самые лучшие минуты
Были у милой Анюоты,
Ее взоры, как синие дверцы,
В них любовь моя, в них и сердце».

     Итак, 12 июня 1925 года Есенин был в Госиздате. А потом уехал, вероятно, прихватив с собой Анну Абрамовну Берзинь.
     Заинтриговало нас и письмо Бабеля своей жене. Бабель жил тогда в Сергиевом Посаде. Он делился с женой новостями: «В пятницу, — писал Бабель, — я встретил Сережу Есенина, мы провели с ним весь день».
     Но 12 июня, в пятницу, Есенин был в Москве! Значит, и Бабель, и другие писатели были в Москве, наверное, в Госиздате выдавали аванс. И завершилось все легким ужином на тарасовской даче.
     Но продолжим отзыв Бабеля о Есенине:
      «Я вспоминаю эту встречу с умилением. Он вправду очень болен, но о болезни не хочет говорить, пьет горькую, пьет с необычайной жадностью, он совсем обезумел. Я не знаю, его конец близок ли, далек ли, но стихи он пишет теперь величественные, трогательные, гениальные. Одно из этих стихотворений я переписываю и посылаю Вам. Не смейтесь надо мной за этот гимназический поступок, может быть, прощальная эта Сережина песня ударит Вам в сердце, так же, как и меня».
     Вот мы и выяснили, что Сергей Есенин ночевал в Малаховке с 12 на 13 июня 1925 года.
     Так, по крупицам, добывалась истина.
     Сам же Тарасов-Родионов о том, как принимал у себя поэта, рассказывал очень скупо, мельком, в общем разговоре: «Мне вспомнилось о том, как однажды затащил к себе домой Есенина с большой компанией и мы, мужчины, спали в ту ночь на сеновале».
     Возможно, найдутся со временем новые документы и воспоминания.

А. Белов. Неизвестные Люберцы. 2008 г.


Люберецкий журналист и краевед Александр Алексеевич Белов

BelovAЭто книга о наших предках, о том, откуда появились Люберцы, кто здесь жил и работал, о важнейших событиях в стране и мире, которые, так или иначе, коснулись города и горожан, о фактах «местного» значения. Он многие часы провел в архивах, в библиотеках, исколесил и обошел не только Люберцы, но и ближайшие окрестности. Все, о чем написано в книге, достоверно и проверено самой жизнью.

Человек высокой духовной культуры, он был из той драгоценной плеяды настоящих российских интеллигентов, какими являлись Павел Флоренский, Василий Сухомлинский, Дмитрий Лихачев...
Журналист, чьи очерки и репортажи более 4 десятилетий публиковались 8 районной и областной периодической печати, чьих выступлений по радио, посвященных его краеведческим исследованиям и не только, люберчане всегда ждали с огромным интересом. Все свободное время Александр Белов проводил в архивах и библиотеках, и не было, наверное, ни одного уголка земли люберецкой, где бы он не побывал в своих пеших путешествиях, где не вел бы неспешной беседы со старожилами здешних мест о прошлом родного края и его настоящем.

Добавить комментарий

Комментарии проходят предварительную модерацию и появляются на сайте не моментально, а некоторое время спустя. Поэтому не отправляйте, пожалуйста, комментарии несколько раз подряд.
Комментарии, не имеющие прямого отношения к теме статьи, содержащие оскорбительные слова, ненормативную лексику или малейший намек на разжигание социальной, религиозной или национальной розни, а также просто бессмысленные, ПУБЛИКОВАТЬСЯ НЕ БУДУТ.


Защитный код
Обновить

Новые материалы

Яндекс цитирования
Rambler's Top100 Яндекс.Метрика