ГОПП Ф. В те давние времена

PostDateIcon 18.12.2010 15:06  |  Печать
Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 
Просмотров: 5972

Гопп Филипп

В ТЕ ДАВНИЕ ВРЕМЕНА

Филипп Ильич Гопп родился и провел юность в Одессе.  Во время гражданской войны  во время уличных боев в городе был контужен. На долгое время оказался прикованным к постели. Начал писать. В начале 20-х годов переехал в Москву, стал печатать в столичных газетах рассказы, сюжеты некоторых из них использовались для сценариев в кино.  В мемуарах писал о современниках, с которыми встречался и общался. Был близким другом писателя и драматурга Ю. Олеши.  В воспоминаниях об Ю. Олеше имеется рассказ Ф. Гоппа о встрече с поэтом Сергеем Есениным, который предлагается читателю, так как в мемуарные сборники о поэте этот эпизод не включался.

* * *

Я спросил Олешу, был ли он знаком с Есениным.
— Видел Есенина всего один раз в жизни. У Валентина Катаева. Есенин там пробыл недолго, я не успел с ним даже познакомиться.
— А я был знаком с Есениным, он читал мне свои стихи.
— Расскажите мне об этом, Филипп, — попросил Олеша.
И я рассказал.
Произошло это за несколько месяцев до смерти Сергея Есенина. Я жил тогда на Рождественке в старом двухэтажном доме, от которого теперь и помина не осталось. В это время я уже был знаком с поэтом Иваном Приблудным. Он был широкоплечий, с богатырски развитой грудью парень. Человек, несомненно, способный, он на литературных вечерах с особенным успехом читал свое стихотворение о России. Написанное под  влиянием Есенина, с которым Приблудный дружил, оно прославляло крестьянскую Россию, было явно антиурбанистическим. Успех же этого стихотворения объяснялся горячей любовью поэта к своей стране, гордостью за свой народ.
Приблудный был женат на дочери какого-то профессора, но вел цыганский образ жизни. Его всегда можно было видеть с маленьким чемоданчиком в руке.  В этом чемоданчике заключалось всё хозяйство поэта: зубная щетка, зубной порошок, полотенце, майка, трусы, тетрадка со стихами и карандаш. Приблудный часто ночевал у знакомых, а порой и у малознакомых людей, но, несмотря на такую кочевую жизнь, был очень чистоплотен. Как-то раз Приблудный напросился ко мне ночевать. Потом, время от времени, он появлялся у меня по ночам оригинальным способом английский замок входной двери: от могучего рывка Приблудного язычок замка просто выскакивал из гнезда.
Однажды на рассвете я внезапно открыл глаза, словно почувствовал какой-то удар. Однако никто до меня и пальцем не дотрагивался. Я открыл глаза и увидел, что в комнате стоит небольшого роста, очень элегантный молодой мужчина. Он курил дорогую папиросу. В комнате горел свет, и незнакомец внимательно смотрел на меня своими синими, немного поблекшими глазами.
— Проснулся, — сказал незнакомец.
— Здравствуйте, товарищ Есенин, — сказал я и сел на тахте.
— Вы меня знаете? — спросил Есенин.
— Кто же вас не знает! — с восторгом воскликнул я.
На мгновение довольная улыбка осветила усталое, печальное лицо Есенина.
Мой восторг от этого чудесного посещения был настолько велик, что я с ходу стал читать стихи Есенина. Он не прерывал меня ни на минуту, внимательно, чуть наклонив голову, словно чужие, слушал стихи.
— Читаете вы неплохо, — сказал Есенин, когда я остановился. — Вы комсомолец? — спросил он меня после небольшой паузы.
— Да. А откуда вы это знаете? — в свою очередь спросил я.
— По глазам вижу, — сказал Сергей Александрович.
Кто-то хмыкнул за спиной Есенина, и только тогда я увидел Приблудного, который стоял, опершись о дверной косяк.
Помолчав немного, Есенин сказал:
— Люблю бродить по ночным улицам… Приблудный говорил мне, что вы пишете стихи…
— Писал, — смущенно пробормотал я.
— Писал! Вы сказали это так, как будто вам уже лет шестьдесят и вы решили перейти на прозу. Сколько вам лет?
— Девятнадцать, — ответил я.
— А мне скоро уже тридцать… да разве стихи бросишь? — сказал Есенин.
— На столе лежал толстый журнал, раскрытый на каких-то стихах. Есенин подсел, прочел вслух два-три четверостишия, потом сказал:
— Дрянь!
— Почему? — удивился я.
— Потому что неживое.
— Нужно ли говорить о том, что подразумевал Есенин, говоря о стихотворении «неживое»! Всё то, что было деланно, выдумано, не шло от сердца, не было пронизано чувством и вместе с тем не имело признаков настоящего мастерства, — всё это он считал неживым, мертворожденным.
— Вы вот лучше послушайте мою последнюю вещь, — сказал Есенин.
И он стал читать мне своим хрипловатым, проникающим в душу голосом. Читал долго.

…Месяц умер,
Синеет в окошке рассвет.
Ах ты, ночь!
Что ты, ночь, наковеркала?
Я в цилиндре стою.
Никого со мной нет.
Я один…
И разбитое зеркало…

Так я от самого Есенина услышал его поэму «Черный человек».
Я был потрясен не только силой этого удивительного произведения, но и той болью, которая звучала в голосе поэта. Никогда, до самой смерти, не забыть мне этот московский рассвет и эту мою встречу с Сергеем Александровичем Есениным…

«Звезда», 1975, № 8, с. 191–192.

Social Like