Поиск по сайту

Наша кнопка

Счетчик посещений

58876382
Сегодня
Вчера
На этой неделе
На прошлой неделе
В этом месяце
В прошлом месяце
19962
49490
199349
56530344
930204
1020655

Сегодня: Март 29, 2024




Уважаемые друзья!
На Change.org создана петиция президенту РФ В.В. Путину
об открытии архивной информации о гибели С. Есенина

Призываем всех принять участие в этой акции и поставить свою подпись
ПЕТИЦИЯ

МЕШКОВ В. А. О смерти Есенина надо говорить как перед судом

PostDateIcon 23.12.2010 20:19  |  Печать
Рейтинг:   / 6
ПлохоОтлично 
Просмотров: 11301


Эрлих как свидетель «самоубийства»

В категории свидетелей, как участников возможного судебного заседания по «Делу о самоубийстве поэта Сергея Есенина», поэт Вольф Эрлих, несомненно, был бы центральной фигурой. Его первичные показания милиционеру Горбову (или агенту угрозыска Ф. Иванову) сохранились не в полном виде.
В них записано, что он познакомился с Есениным «приблизительно около года назад». В своей книге «Право на песнь» Эрлих указывает дату — февраль 1924 года, а это значит, что «с испугу» перед следователем Эрлих ошибся почти на год. (Дату, указанную Эрлихом, ныне подвергают сомнению, и знакомство относят к концу марта 1924 года).
Казалось бы, человек в расстроенных чувствах ошибся, такое бывает. Однако когда такие «ошибки» обнаруживаются многократно, становится понятно — Эрлих постоянно лжет.
Например, в конце книги «Право на песнь» читаем, что Эрлих накануне попрощался с Есениным после восьми часов вечера и: «На другой день портье, давая показания, сообщил, что около десяти вечера Есенин спускался к нему с просьбой: никого в номер не пускать».
Однако в официальном деле Есенина никаких «показаний портье» нет, имеется только опрос коменданта гостиницы Назарова, и в них такие сведения отсутствуют. Вообще странно, никого из других работников и простых постояльцев гостиницы не допрашивали. Разве что их показания изъяли из дела в ГПУ, а Эрлих об этом забыл или не знал?
Также ничего нет в протоколе о «предсмертных стихах», написанном кровью. Вообще упоминаний о стихах  в деле о смерти Есенина нет (см. выше). А в книге «Право на песнь», и еще ранее в письме В. И. Вольпину (1926) Эрлих  сообщал, что получил стихи от Есенина утром накануне смерти поэта, а вспомнил и прочитал их только через сутки.  Получается, что представителям властей не сказал о стихах, а понес в газету, и их сразу опубликовали.
В воспоминаниях 1926 года Эрлих представил ситуацию так, что «предсмертные стихи» Есенина адресованы ему. Существуют современные «поклонники» Эрлиха (Л. Карохин. «Вольф Эрлих — друг и ученик Сергея Есенина», СПб., 2007). В этом вопросе они создают путаницу, противопоставляя первым редакциям воспоминаний Эрлиха — последующие. Но как раз это показывает, что Эрлих или его «редакторы» реагировали на недоверие многих литераторов и исследователей к первой версии. Стали появляться «воспоминания об Эрлихе», где уже рассказывается, что Эрлих никогда не считал себя адресатом этих стихов.
Все эти увертки легко опровергаются недавно опубликованными сведениями А. Г. Назаровой (подруги Г. Бениславской), близко знавшей Есенина и Эрлиха: «Эрлих сам решил, что стихи адресованы ему и усиленно с самого начала распространял эти слухи» (Н. Шубникова-Гусева. Сергей Есенин и Галина Бениславская. М., 2008, с. 442). С помощью этой лжи  Эрлих создавал себе славу «лучшего друга и ученика Сергея Есенина».
Но существует и еще одна версия, относящаяся к этим стихам, и дошедшая до наших дней. Со слов сестры Эрлиха Мирры Иосифовны в 1987 году записано: «Известно, что Эрлих был одним из последних, кто общался с Есениным в день его смерти. При их прощании в гостинице «Англетер» Есенин сунул Вольфу в нагрудный карман пиджака своё последнее стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья…», попросив прочитать дома. Ослушаться Эрлих не мог. Вернувшись домой поздно ночью, он прямо в прихожей достал листок, пробежал его глазами и, побледнев, закричал: «Мирка, он же кровью написал!». Сразу же брат и сестра бросились на улицу ловить извозчика. Добравшись до «Англетера», Эрлих наткнулся на сопротивление швейцара: «Сергей Александрович не велели беспокоить». Побеспокоить пришлось, но было уже поздно» (Л. Ершова, Ульяновский литературно-краеведческий журнал «Мономах», 1995).
Эта история не сходится с протокольными показаниями Эрлиха и коменданта гостиницы Назарова. У гостиничного номера Устинова и Эрлих появились после 10 часов утра, а не «поздно ночью» или ранним утром. Но не будем спешить уличать сестру Эрлиха во лжи. Ведь она, судя по всему, только проводила брата до извозчика. Об остальных событиях она могла вспомнить только с его слов. Вероятнее всего, эта история — вариант алиби, который на всякий случай обеспечивал себе Эрлих. В дальнейшем оно не понадобилось, его ни в чем не заподозрили, но история осталась в памяти сестры.
В милицейском протоколе Эрлих показал, что с утра он ходил на почту, пытаясь получить на свое имя деньги, высланные Есенину из Москвы. Но деньги ему не выдали, якобы потому, что доверенность была оформлена без гербовой печати. После этого Эрлих пошел в гостиницу сообщить об этом Есенину. Так что кому-то Эрлих опять лгал, либо сестре, либо милиции, а что более вероятно, в обоих случаях. На доверенности, воспроизводимой во многих изданиях, печать имеется. Другое дело, что доверенность оформлена неправильно, доверенности на получение денег, даже для поэта Есенина, так не оформляются.
И, наконец, о моральных качествах Эрлиха мы кое-что можем узнать, читая «Право на песнь». Ведь главное в Эрлихе то, что он был сексот ― политический доносчик.
Эта сущность Эрлиха не могла не проявиться в его  книжке. Поиск показал, что это так. В главке «Качалов» он приводит слова Есенина: «Знаешь, есть один человек… Тот, если захочет высечь меня, так я сам штаны сниму и сам лягу! Ей-богу, лягу! Знаешь, — кто? — Он снижает голос до шепота: — Троцкий…» (здесь и далее — курсив В.М.).
Ко времени выхода мемуаров Эрлиха Л. Троцкий в 1929 году был признан врагом народа, лишен всех государственных и партийных постов и изгнан за границу. И вот Эрлих «сообщает», что Есенин являлся тайным и до неприличия пылким поклонником «врага народа» и врага Сталина. Сам он это сочинил, так ли это было, в любом случае это  «доказательство», что и Есенин тоже троцкист, а значит, враг. Если вспомним ненависть к Троцкому Сталина, методически уничтожавшего всех, кто подозревался хоть в каких-то связях с ним, то поймем, почему после этого Есенин при жизни Сталина находился под угодническим негласным запретом.
Но с Троцким, похоже, Эрлих в своей книжке «зарапортовался», или перестарался, что ему потом вышло боком! В главке «Москва» опять «таинственно шепчет» ему Есенин:
« — Ты знаешь, я ведь ничего не понимаю, что делается в этом мире! Но я знаю: раз такие большие люди говорят, что так надо, значит это хорошо! Ты подумай только: Троцкий! Сталин!».
Упоминать Троцкого в таком контексте, да еще Сталина после него, уже было «страшной крамолой» в начале 1930-х. Когда Эрлих это писал, он полагал, что его политический донос коснется только Есенина. Однако вскоре после выхода книжки началась компания по изъятию изданий, где упоминались Троцкий и другие «враги народа». Авторы таких книг попали под подозрение, и многие потом под репрессии. Не избежал такой участи Эрлих.
Вначале ему пришлось каяться и открещиваться от «грехов молодости», в том числе и от Есенина. Когда критик А. Сурков назвал в печати его книгу стихов «Арсенал» (1931) «прямой вылазкой классового врага» и увидел в ней «злобное рыло внутреннего эмигранта», пришлось каяться в открытом письме. Свои «политические ошибки, безыдейность и эпигонство» Эрлих объяснял влиянием «буржуазно-кулацкой богемы первых годов НЭПа». Не удержался он и от доносительства, сообщая заодно, что «до сих пор не установлена и не разоблачена связь этой богемы с троцкизмом, а между тем, именно она была воинствующим отрядом троцкизма в советской литературе». Через пять лет НКВД применил этот совет к нему и разоблачил его.
Всех, кто стал жертвой доносов Эрлиха, до конца мы не знаем. Исследования автора этих строк привели к Эрлиху как одному из главных доносчиков на писателя Л. Добычина, ставшего жертвой компании по борьбе с формализмом в марте 1936 года.
Подобным образом закончилась дружба Эрлиха с поэтом Б. Корниловым. Его стали обвинять в прессе и на собраниях в пьянстве и скандалах, напоминающих «поведение Есенина». В октябре 1936 года Эрлих выступает на представительном писательском собрании с осуждением пьянства Корнилова, сравнивая его с «пьянством Есенина». Корнилова исключают из Союза писателей, в 1937 году арестовывают и расстреливают.
Как замечает в своей статье А. Кобринский, к началу 1937 года «поэта Вольфа Эрлиха уже не существовало, об этом свидетельствуют его стихи  этого периода с требованием смертной казни «банде» троцкистов». Однако с выводом этого автора, что гибель Эрлиха была случайной, согласиться нельзя. Все члены ленинградской группы имажинистов, начиная с Ричиотти, были в 1920-х годах поклонниками Троцкого, поэтому их последующая карьера объясняется «изменой» Троцкому и «дружбой» с представителями «органов». К концу 1937 года многих таких «бывших троцкистов» со стажем стали арестовывать и расстреливать. 24 ноября 1937 года расстреляли и Вольфа Эрлиха. Разумеется, вся его доносительская деятельность осталась за рамками явно сфабрикованного «дела». Сам Эрлих подписал признание участника «подпольной троцкистской группы» в «связи с японской разведкой». В 1956 году он был реабилитирован. Прямых документов сотрудничества Эрлиха с «органами» пока нет, но косвенные доказательства более чем убедительны.
Из документальных свидетельств пока известно только фото В. Эрлиха в форме капитана НКВД.*
* Кобринский, с. 42. См. также Л. Карохин, с. 137. Этот автор старается оправдать Эрлиха, отрицая его причастность к НКВД. Однако он использует весьма неудачное «доказательство», ссылаясь на подобную фотографию П. Лукницкого. Последний также обвиняется в сотрудничестве с НКВД, причем бывшим генералом КГБ Калугиным.

Комментарии  

0 #4 RE: МЕШКОВ В. А. О смерти Есенина надо говорить как перед судомАнна 27.12.2020 06:03
/Файл с изложенным выше текстом был отослан оппоненту Л., с предложением высказать ответные аргументы в защиту официальной версии.Спустя некоторый срок Л. сообщил о своей занятости/ (с) - видимо, ему НЕЧЕГО сказать. И тема неинтересна, и судьба погибшего поэта безразлична. /Именно изучение подлинников ...протоколов обнаруживает, что Горбов лжет. По вызову, когда имеется труп, выезжает бригада «убойного отдела», в том числе врач, криминалист, фотограф и т.д./ (с) (ВРАЧ, видимо, БЫЛ – об этом косвенно свидетельствова л Н. Браун, сообщив, что разрывы уголков рта погибшего поэта были аккуратно зашиты медицинским швом. /По его словам, именно они вынимали тело поэта из петли, осматривали и ничего подозрительного не нашли./ (с) «Подозрительног о не нашли», но разорванные уголки рта сочли нужным подшить мединск. швом… Зачем исправления там, где всё в порядке? Видимо, эти повреждения проблематично списать на "ожог трубой" и т.п.
Цитировать
0 #3 RE: МЕШКОВ В. А. О смерти Есенина надо говорить как перед судомНаталья Игишева 08.04.2016 10:23
Прошу прощения, в предыдущем комментарии к этой статье смешала две версии: официальную и неофициальную. Хотела сказать, что Эрлих не мог бы забыть про стихотворение ни в том случае, если бы версия сестры соответствовала действительност и и имело место самоубийство (потому что в этом случае прощальное послание было бы связано для него с тяжелым душевным потрясением), ни в том, если бы уже был задействован в заговоре с целью выдать автограф за предсмертную записку, а перед Миррой Иосифовной разыграл спектакль с попыткой спасти «самоубийцу» (потому что тогда постарался бы как можно скорее поставить в известность о рукописи всех всех, кого нужно).
Цитировать
0 #2 RE: МЕШКОВ В. А. О смерти Есенина надо говорить как перед судомНаталья Игишева 08.04.2016 06:39
К сожалению, Мирра Иосифовна все же лжет (а из желания посмертно обелить брата, по его или еще чьему-то наущению – вопрос отдельный, да и чисто академический). Разыграть перед ней такой спектакль Эрлих мог бы только в том случае, если бы уже знал о «предсмертной записке»; но тогда об автографе незамедлительно сообщили бы милиции, а потом и СМИ. По факту же записка не фигурирует ни в свидетельских показаниях (в т. ч. у самого Эрлиха), ни где-либо еще до 29.12.1925, когда о ней написал в своей заметке Устинов. Но ведь не мог же Эрлих, найдя и прочитав страшное послание, бросившись спасать друга и опоздав (читайте: пережив ужасное потрясение), затем вновь на много часов об этом забыть! Остается считать, что идея для вящей убедительности выдать кровавый стих (очевидно, найденный в вещах убитого поэта) за предсмертную записку пришла в голову кому-то из чекистов с изрядным опозданием, уже после того, как труп «оформили».
Цитировать
0 #1 RE: МЕШКОВ В. А. О смерти Есенина надо говорить как перед судомНаталья Игишева 29.12.2015 00:10
Малоправдоподоб но, что Эрлих до поздней ночи ходил с кровавым посланием в кармане и лишь тогда наконец-то удосужился его прочесть. Скорее всего, человек, которому в карман сунули непонятный листок с таинственным указанием прочесть дома, просто из любопытства (а то и из беспокойства) достанет и прочитает его, едва лишь выйдя за дверь. Еще менее правдоподобно, что человек, решивший уйти из жизни, станет кому-то об этом своем намерении заранее сообщать, тем более – лучшему другу (каковым Эрлих, по его словам, был для Есенина), который наверняка примчится его спасать: напротив, самоубийца всячески позаботится о том, чтобы ему не помешали.
Цитировать

Добавить комментарий

Комментарии проходят предварительную модерацию и появляются на сайте не моментально, а некоторое время спустя. Поэтому не отправляйте, пожалуйста, комментарии несколько раз подряд.
Комментарии, не имеющие прямого отношения к теме статьи, содержащие оскорбительные слова, ненормативную лексику или малейший намек на разжигание социальной, религиозной или национальной розни, а также просто бессмысленные, ПУБЛИКОВАТЬСЯ НЕ БУДУТ.


Защитный код
Обновить

Новые материалы

Яндекс цитирования
Rambler's Top100 Яндекс.Метрика