Поиск по сайту

Наша кнопка

Счетчик посещений

58555080
Сегодня
Вчера
На этой неделе
На прошлой неделе
В этом месяце
В прошлом месяце
8089
16647
24736
56248947
608902
1020655

Сегодня: Март 19, 2024




Уважаемые друзья!
На Change.org создана петиция президенту РФ В.В. Путину
об открытии архивной информации о гибели С. Есенина

Призываем всех принять участие в этой акции и поставить свою подпись
ПЕТИЦИЯ

ГЕТМАНСКИЙ Э. «Есть в дружбе счастье оголтелое»

PostDateIcon 06.09.2019 19:23  |  Печать
Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 
Просмотров: 2501

«Есть в дружбе счастье оголтелое»
(из коллекции книжных знаков Э.Д. Гетманского)

Личность Сергея Есенина представляла огромный интерес для его современников. Круг лиц, знавших Есенина лично огромен, но были и такие, с кем у него не было личных контактов, это те, кто присутствовал на многочисленных творческих вечерах поэта, или те, кто оказался с Есениным в той или иной кампании. Эти люди оставили после себя воспоминания, критические статьи, рецензии, посвящения о поэте или устные оценки Есенина, как поэта и человека, опубликованные в различных архивных источниках. Эммануил Герман (Эмиль Кроткий) на этот счёт писал: «О каждом человеке можно что-нибудь рассказать. Об Есенине рассказано менее чем мало. Почему? После похорон Сергея, помню, Всеволод Иванов говорил мне: — Ведь вот, сколько встречались, а вспомнить нечего. От ненаблюдательности, что ли? Старая это песня: «Мы ленивы и — нелюбопытны друг к другу».

На книжном знаке тульского художника Владимира Чекарькова для коллекционера и историка экслибриса Эдуарда Гетманского изображены друзья, знакомые поэта и те, кого он лично не знал. Многие их этих исторических личностей, знавших великого российского поэта Сергея Есенина, впервые изображены в отечественном искусстве книжного знака.

Chekarkov Getmansky 37

Иван Розанов — «За спиной Есенина всегда Русь»

«За спиной Есенина всегда Русь»

RozanovИсторик русской поэзии, библиограф и книговед Иван Никанорович Розанов (1874–1959) родился в уездном городе Моршанске Тамбовской губернии. Учился на историко-филологическом факультете Московского университета (1895–1899). Здесь, помимо литературных циклов, он увлекался лекциями по истории В.О. Ключевского. С 1918 года — профессор МГУ. С 1919 года по 1941 год заведовал отделом истории книги в Историческом музее, где был занят вопросами русской книги и научной библиографии.
21 января 1916 года Розанов присутствовал на выступлении Есенина в Обществе свободной эстетики в помещении картинной галереи Лемерсье («Галерея Лемерсье» размещалась при художественном магазине «Аванцо» в Салтыковском переулке на Петровке в Москве). Выставочный зал устроил Карл Лемерсье. Позже об этом И. Розанов писал: «…потом Есенин перешёл к мелким стихам, стихам о деревне. Читал он их очень много, разделял одно от другого короткими паузами, читал, как помнится, ещё не размахивая руками, как было впоследствии. «Жарит, как из пулемёта», — сказал мой сосед слева. Большинство прочитанного поэтом вошло потом частью в «Радуницу», частью в «Голубень».
В последующие годы И. Розанов внимательно следил за всеми выходящими в свет книгами С. Есенина, приобретая их для своей домашней библиотеки. В статье «Реквизиция бога (о Клюеве, Есенине и Орешине)» (1918), И. Розанов отметил, что: «Наиболее запросто обходится с Христом С. Есенин. У него он появляется «товарищем Иисусом»… Поэты из народа пошли гораздо дальше А. Блока и А. Белого… Есенин в своей последней поэме «Инония», где он заявляет, что « Христово тело выплевывает изо рта», себя он объявляет пророком Сергеем и затем начинает бахвалиться — «даже Богу я выщиплю бороду». В этой поэме поэт из народа, кое-что обещавший, является бледным подражанием Маяковскому». И. Розанов сделал скептический вывод: «Боюсь, что эти «подлинные народные поэты» окажутся опереточными мужичками».
И. Розанов познакомился с С. Есениным в 1920 году и проявил к его поэтическому дарованию большой интерес. В 1920 и 1921 годах стал часто встречаться с поэтом. Он вспоминал: «Я не принадлежу к тем, кто был с Есениным на «ты», звал его Серёжей и великолепно знал всю подноготную, всю его частную и домашнюю жизнь… Мои отношения к Есенину, как к человеку и к поэту, были живые, а все живое изменяется. Я с самого начала, как только о них узнал, стал ценить его стихи, но несколько предубеждённо вначале относился к нему как к человеку, потому что замечал грим, позу. И не особенно стремился познакомиться с ним».
4 января 1921 года С. Есенин подарил И. Розанову книгу «Исповедь хулигана» с дарственной надписью: «Ивану Никаноровичу Розанову. С. Есенин. 1921». При подготовке одного из томов «Русской лирики» И. Розанов в набросках записал: «За спиной Есенина всегда Русь. За спиной Мариенгофа — его собственные тени и мысли. Тем-то Есенин и силен. Надоевший образ об Антее к нему применим».
Размышляя о поэзии С. Есенина и В. Маяковского, И. Розанов 7 января 1921 года записал: «Есенин — лирик. Маяковский — эпик. У первого — мотив, у второго — сюжет. У первого — удаль простор родины. У второго — мощь и мировой масштаб. Есенин (самими корнями с деревней) поэт деревни. Маяковский — поэт города. Есенин называет себя разбойным, разбойником, озорником, хулиганом, хамом. Знаменитым поэтом (я по своей крови конокрад). Маяковский — Голгофником, Гением. Есенин о себе говорит радостно со сдержанным сочувствием к людям, говорит и так о горе других, а о себе радостно. Маяковский о своей собственной трагедии, а о страданиях других не без юмора («В. Маяковский»). Оба реалисты, но фантастические. У Есенина в отдельных образах, у Маяковского в основе многих сюжетов простота и грубость выражений. У Есенина от желания быть ближе к деревенской жизни, мужицкому простору. У Маяковского от желания не быть как другие лицемеры — быть ближе к правде физиологической, правде природы. Революцию оба принимают». «В 1920 и 1921 годах я часто видался с Есениным, — вспоминал И. Розанов. — Я не был его близким приятелем. Сведения о себе сообщил он мне, как человеку, интересующемуся его поэзией, который когда-нибудь будет о нем писать. В то время я работал над вторым томом своей «Русской Лирики», и Есенин, смеясь, говорил: «Я войду, вероятно, только в ваш десятый том!». Он много и охотно рассказывал о себе. То, что мне казалось наиболее интересным, я записывал».
26 февраля 1921 года И.Н. Розанов беседует в книжной лавке «Художников слова» с С. Есениным, после чего записывает автобиографию поэта. В этот же день С. Есенин на сборнике «Звёздный бык» (1921) написал дарственную: «Ивану Никаноровичу с приязнью. С. Есенин». О кабацком оттенке в стихах С. Есенина И. Розанов писал: «Кабацкая атмосфера изображается поэтом с такой душевной болью, что, конечно, никого из читателей поэта не может соблазнить на подражание. В этом отношении все эти стихи совершенно безвредны, чтобы не сказать больше». И. Розанов дал высокую оценку стихотворению «Письмо матери». «По некоторым выражениям, — писал он, — и по сердечности тона стихотворение это напоминает пушкинское послание к няне «Подруга дней моих суровых, голубка дряхлая моя». После грома, шума, а подчас и буффонады Маяковского, после словесных хитросплетений и умствований некоторых других наших поэтов читателю можно отдохнуть хотя бы на время на этих строчках крестьянского поэта, проникнутых истинной интимностью».
После трагической смерти С. Есенина И. Розанов в 1926 году опубликовал воспоминания «Моё знакомство с Есениным», где утверждал, что Есенин — национальный поэт, а основная тенденция его лирики — это любовь к Родине. В 1926 году И. Розанов издаёт книгу «Есенин о себе и других», которая положительно была отмечена критикой. В книге И. Розанова «Русские лирики» (1929) дана характеристика Н. Клюева и С. Есенина и их отношение к народному творчеству. Отмечается, что Клюев шёл от народного эпоса, а Есенин — от народной песни, так же была показана роль народной частушки в творчестве Есенина. В 1945 году Розанов выступал с воспоминаниями на «Вечере памяти Сергея Есенина» в Московском клубе писателей. Незадолго до смерти Розанов предпринял попытку создать сводный текст своих воспоминаний о Есенине, но работа не была завершена. В 1941–1958 годах. Розанов возглавлял секцию фольклора Союза писателей СССР. Опубликовал около 300 работ о творчестве русских поэтов с ХУШ века до наших дней. Собрал уникальную библиотеку русской поэзии, которая хранится в Государственном музее А.С. Пушкина в Москве. Умер Иван Никанорович Розанов 22 ноября 1959 года в Москве.

Павел Радимов — «Родной могучий Есенин!»

«Родной могучий Есенин!»

RadimovПоэт и художник Павел Александрович Радимов (1887–1967) родился в селе Ходяйново Зарайского уезда Рязанской губернии, в семье сельского священник, Учился в Рязанской духовной семинарии, отказался принять сан. В 1911 году окончил историко-филологический факультет Казанского университета. Выпустил в 1912 году в Казани сборник стихов «Полевые псалмы», в 1914 году — сборник «Земная риза». Серьёзные занятия живописью привели его в среду профессиональных художников. По рекомендации И. Репина и В. Поленова он вступает в Товарищество передвижников, принимает участие в художественных выставках.
П. Радимов в 1915 году, как и С. Есенин, вступил в объединение крестьянских поэтов «Краса». В январе 1919 года стал обладателем книги С. Есенина «Преображение» (1918) с правкой на 18, 33 и 37 страницах, сделанной рукой автора, о чём свидетельствует сделанная на шмуцтитуле запись «Поправки сделаны Есениным в январе 1919 года в Москве». В 1920 году в столице состоялась персональная выставка П. Радимова.
Первая встреча П. Радимова с Есениным состоялась в 1920 году на литературном вечере под председательством В. Брюсова. Об этой встрече Радимов вспоминал: «В двадцатом году Брюсов предложил мне выступить на поэтическом вечере в Доме печати. Там я познакомился с Есениным, Кусиковым, Шершеневичем и Мариенгофом. Есенина я любил как поэта, а остальная молодёжь была уж очень напориста. Шершеневич, злой на язык, предлагал в шутку своего мэтра, Валерия Брюсова, так как он якобы уже устарел как поэт, треснуть топором по черепу. Подобные шутки были тогда в моде»… Прочитанные мною стихи о русском пейзаже — «Журавли» — были тепло встречены аудиторией. Когда я уходил с эстрады за кулисы, ко мне, протягивая руки, поздравляя с успехом, подошёл весёлый, сероглазый молодой улыбающийся Есенин. В то время ему было двадцать шесть лет. Серые глаза Есенина светились задорным блеском, цвета льна волосы прядью спускались на лоб. Весь в движении, стройная фигура, мягкая поступь — милый, молодой, ладно скроенный парень с открытым русским лицом». Позднее они встречались достаточно часто, читали друг другу свои стихи, вспоминали родные рязанские места. П. Радимов любил слушать, как С. Есенин читает свои стихи, об этом он писал в воспоминаниях: «Читая стихи, поэт наклоняется вперёд, он как бы летит, мгновенно сердца слушателей пронизывает молнией поэтическая искра. Звучит последняя строфа, чародей Есенин ведёт толпу в просторы родного края, он взмахивает наотмашь руками, навстречу гремит гром аплодисментов. Родной могучий Есенин!».
После того, как П. Радимов окончательно перебрался в Москву, он организовал и руководил Ассоциацией художников революционной России (АХРР). С 1922 года П. Радимов стал постоянно жить в Москве. Организовал и руководил Ассоциацией художников революционной России (АХРР). Избирался он также председателем Всероссийского Союза поэтов, работал в Кремле, дружил с Луначарским, Ворошиловым и Будённым. В 1923 году П. Радимов с С. Есениным и другими поэтами и писателями образовали объединение Крестьянских писателей. П. Радимов присутствовал на первом чтении поэмы «Анна Снегина» и видел, как С. Есенин «чувствовал себя по-пушкински народным поэтом, какого звания он при жизни не получил. Но народ по всей Советской стране, вплоть до Каракумов, запел его стихи». Художник был вхож в семью поэта, бывал в гостях у С. Есенина и С. Толстой в Померанцевом переулке, подарил молодожёнам книгу стихов «Деревня». Есенин знал этот сборник и, принимая подарок, сказал: «Мне эти стихи понравились, под ними и я бы подписался». П. Радимов проявлял заботу о здоровье С. Есенина. К нему обратилась последняя жена С. Есенина Софья Толстая с просьбой помочь уговорить Сергея лечь в больницу. 17 ноября 1925 года на книге «Персидские мотивы» С. Есенин сделал дарственную надпись: «Милому Паше Радимову земляк, друг, поэт С. Есенин». П. Радимов вместе с И. Касаткиным навестили С. Есенина в клинике, при встрече поэт познакомил их со своими новыми стихотворениями. В казанской газете «Красная Татария» (10 января 1926 года) на смерть Есенина Радимов написал стихотворение «Твой чёрный человек пришёл…». В 1965 году Радимов напечатал в журнале «Огонёк» воспоминания «Строки о Есенине: О встречах в 1921–1925 гг.» и написал стихотворение «Начинает разворачиваться лист» (О Есенине):

Начинает разворачиваться лист,
Скоро кинет кисть черёмуха в саду.
По просёлку ходит с песней гармонист,
Как Есенин в незапамятном году.
Эти песни он у родины узнал,
Не одну он деву-кралю целовал,
Оттолкнуть его девчонка не могла,
И черёмуха, как кипень, зацвела.
Где ты, гений незадачливый Сергей,
Песней Русь теперь прославилась твоей,
Средь полей ты бродишь и среди долин
Русокудрый юный Лель, крестьянский сын.

Поэт и переводчик Л. Озеров писал о П. Радимове: «Павел Александрович Радимов — поэт и живописец — говорил о Есенине и его круге охотно и восторженно, с какой-то затаённой грустью, как о своей собственной молодости». Скончался П. Радимов в своём доме в Хотьково 12 февраля 1967 года. Похоронен на Хотьковском кладбище Сергиево-Посадского района. Перезахоронен на Московском Введенском кладбище.

Пётр Коган — «Поэзия Есенина — хаотична и взрывчата, как наши дни»

«Поэзия Есенина — хаотична и взрывчата, как наши дни»

KoganИсторик литературы, литературный критик, литературовед, переводчик. Пётр Семёнович Коган (1872–1932) родился в семье врача Виленской губернии. В 1890 году поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Печатал литературоведческие статьи, заметки, рецензии в журналах, вёл в газете «Курьер» отдел библиографии. Издал три тома «Очерков по истории западноевропейской литературы» (1903–1910), три тома «Очерки по истории новейшей русской литературе» (1908–1911).
После революции П. Коган стал одним из ведущих марксистских критиков, профессор МГУ, с 1921 года — президент основанной им же Государственной академии художественных наук. 24 августа 1919 года П.С. Коган избирается в состав Президиума Всероссийского союза писателей. Встречался с С. Есениным в «Кафе поэтов». П. Коган выступал в кафе с академическими темами, по воспоминаниям В. Шершеневича, «читал очень нудно и долго… При докладах Когана опытные посетители сразу уходили из кафе, понимая, что сегодня не поужинаешь». Эту манеру выступления высмеял позже В. Маяковский в стихотворении «Сергею Есенину».
П. Коган критиковал имажинистов, он предупреждал пролетарских поэтов от губительного влияния имажинизма на молодую пролетарскую литературу. П. Коган в статье «Русская литература в годы Октябрьской революции» (1921) писал: «Несчастье имажинистов в том, что у них нет талантов, которые могли бы убедить нас, что их теории — действительно начало новой эры, что они действительно нанесли, какой-то роковой удар всему прошлому… Им удалось обратить на себя внимание скучающего мещанства. Слава имажинистов — сестра скандала… Больше всех шумят Мариенгоф и Шершеневич, крепче других цепляющиеся за свою форму, наименее талантливые и потому наиболее крикливые. Действительно, одарённый поэт Есенин, о котором речь впереди, влечёт нас к себе не теми выходками, на которых стараются построить свой успех его двое товарищей, а обаянием своего таланта и, ещё более, богатством заложенных в нём возможностей».
В парижском журнале «Смена вех» (1921) в статье «Поэзия эпохи октябрьской революции» П. Коган писал: «Сергей Есенин ещё до того, как начал принимать участие в имажинистских скандалах, успел заявить себя выдающимся поэтом. В нем есть нечто от простора русской деревни. И в его последних стихотворениях немало созвучного нашей революции бунтарства, но бунтарства не пролетарского, а мужицкого и отчасти самодовольно-мещанского. Его стихи продолжают традицию нашей деревенской жизни, в них не слышно городского шума, говора гудков и колёс, деловой торопливости. В поэзии Есенина - ширь полей и шум лесов, крестьянская молитва, и если не вера, то религиозное чувство, несмотря на все его кощунство. Его протест — бунт, именно бунт, а не революция, нечто разинское и пугачевское, и его последнее произведение — пьеса «Пугачёв».
Критик неоднократно подчёркивал крестьянскую природу характера С. Есенина, указывал на его стремлении воспеть «смиренную Русь». В статье «Литературные силуэты. С. Есенин» («Красная новь», 1922) П. Коган писал, что «поэзия Есенина — хаотична и взрывчата, как наши дни. В его душе сталкиваются и бурлят разнородные чувства и настроения, возникшие в сердце деревенской Руси, перед лицом революции». Наивно П. Коган оценивал взгляд Есенина на революцию: «Есенин — один из немногих поэтов, душа которого бушует пафосом наших дней, который радостно кричит: «Да здравствует революция на земле и на небесах», жаждет битвы и знает, что враги всего движения — это «белое стадо горилл». Он чувствует бурную динамику революции, как редкие из наших поэтов. Но он по-своему протянул нити от крестьянской исконной воли к её конечным целям». В поэме «Пугачёв» П. Коган увидел «налёт конфетного имажинизма», услышал «немало близкого нашей революции бунтарства, но бунтарства не пролетарского, а мужицкого».
Разговор о Когане С. Есенин вёл с А. Ветлугиным, который писал: «Мою смерть отметят в приходно-расходной книге крематория, твоя воспламенит Когана, если он тебя переживёт (а «он» всех переживёт)». Коган в своей книге «Литература этих лет (1917–1923)», посвятил С. Есенину целую главу, отметив, что поэт относится к поэтам бунтующего крестьянства, о чём свидетельствует его поэма «Пугачёв». По мнению критика, С. Есенин завершает вереницу поэтов, обретших неисчерпаемый источник вдохновения в природе и мифологии крестьянской Руси, смиренной и мятежной. П. Коган стремился отделить поэта от имажинистов, так как «в поэзии Есенина много глубокого смысла», и он относится к поэтам, души которых «бушуют пафосом наших дней», что даёт право относить их к революционным поэтам.
С. Есенин знакомился с работами П. Когана. 1 января 1924 года он просил В.И. Вольпина отпустить из склада за деньги книгу П. Когана «Пролетарские поэты» (1923). Узнав о смерти поэта, П. Коган опубликовал заметку «Есенин» в газете «Вечерняя Москва» за 31 декабря 1925 года, в которой утверждал, что поэт является «жертвой эпохи», так как он «любил романтику революции, но не вынес её будней». П. Коган участвовал в дискуссии о «есенинщине». В газете «Гудок» (1927) в статье «Красиво ли то, о чём пел Есенин?» П. Коган отстаивал мнение, что Есенин — это интуитивный, деревенский поэт, который не выдержал натиска «городской индустриальной культуры». Умер Пётр Семёнович Коган в 1932 году, похоронен на Новодевичьем кладбище.

Сергей Обрадович — «На жизнь вечную дружественному Обрадовичу»

«На жизнь вечную дружественному Обрадовичу»

ObradovichПоэт Сергей Александрович Обрадович (1892–1956) родился в семье ремесленника (обрусевшего серба). С 1907 года работал в типографии, в 1912 году публиковал своё первое стихотворение «К свету». В 1914–1918 годах служил в армии солдатом, воевал на фронте, Как и С. Есенин учился в Московском Народном Университете им. А.Л. Шанявского. В 1918 году стал членом Пролеткульта, встречался с молодыми поэтами, в том числе и с Сергеем Есениным.
Друг С. Есенина поэт Л. Повицкий вспоминал: «Литературная студия московского Пролеткульта в 1918 г. была притягательным местом для молодых поэтов и прозаиков из среды московских рабочих. Первыми слушателями студии были тогда Казин, Санников, Обрадович, Полетаев, Александровский и другие». С. Обрадович был членом сотрудником журнала «Гудки». Он неоднократно подвергался критике со стороны журнала «На посту», на что обратил внимание С. Есенин в незавершённой статье «Россияне». В декабре 1920 года на сборнике «Харчевня зорь» С. Есенин написал: «С добротой и щедротами духа на жизнь вечную дружественному Обрадовичу. С. Есенин».
В 1920 году принял участие в организации группы «Кузница». Но постепенно проявляются принципиальное расхождение идейных взглядов С. Обрадовича, с одной стороны, и близкого окружения С. Есенина, с другой. И это неудивительно, С. Обрадович как участник объединения пролетарских писателей «Кузница», сотрудник редакции журнала «Кузница», секретарь и член правления Всероссийской ассоциации пролетарских писателей (ВАПП) стойко отстаивал основные положения пролеткультовцев. С. Обрадович писал в июне 1920 года в статье «Образное мышление», что пролетарские поэты постепенно переходят к образному мышлению. По его мнению, «не половые-извращённые, не кафешантанные «образы» Шершеневича, Мариенгофа и присных им и не «образа» многоликих богов и угодников С. Есенина и других крестьянских поэтов, — а образы трудового коллективистического революционного понимания Жизни есть и будут в поэзии рабочих». В 1923 году С. Обрадович включил стихотворение С. Есенина «Товарищ» в сборник «Лава: Рабочий декламатор» Это же стихотворение С. Обрадович включил в составленный им в 1925 году сборник «Из искры — пламя: Рабочий чтец-декламатор». Это стихотворение было первым откликом С. Есенина на Февральскую революцию, датировано оно мартом 1917 года:

Он был сыном простого рабочего,
И повесть о нем очень короткая.
Только и было в нем, что волосы как ночь
Да глаза голубые, кроткие.

Отец его с утра до вечера
Гнул спину, чтоб прокормить крошку;
Но ему делать было нечего,
И были у него товарищи: Христос да кошка.

Кошка была старая, глухая,
Ни мышей, ни мух не слышала,
А Христос сидел на руках у матери
И смотрел с иконы на голубей под крышею.

Жил Мартин, и никто о нем не ведал.
Грустно стучали дни, словно дождь по железу.
И только иногда за скудным обедом
Учил его отец распевать марсельезу.

«Вырастешь, — говорил он, — поймёшь…
Разгадаешь, отчего мы так нищи!»
И глухо дрожал его щербатый нож
Над чёрствой горбушкой насущной пищи.

 Но вот под тесовым
Окном —
Два ветра взмахнули
Крылом;

То с вешнею полымью
Вод
Взметнулся российский
Народ…

Ревут валы,
Поёт гроза!
Из синей мглы
Горят глаза.

За взмахом взмах,
Над трупом труп;
Ломает страх
Свой крепкий зуб.

Всё взлёт и взлёт,
Всё крик и крик!
В бездонный рот
Бежит родник…

И вот кому-то пробил
Последний, грустный час…
Но верьте, он не сробел
Пред силой вражьих глаз!

Душа его, как прежде,
Бесстрашна и крепка,
И тянется к надежде
Бескровная рука.

Он незадаром прожил,
Недаром мял цветы;
Но не на вас похожи
Угасшие мечты…

Нечаянно, негаданно
С родимого крыльца
Донёсся до Мартина
Последний крик отца.

С потухшими глазами,
С пугливой синью губ,
Упал он на колени,
Обняв холодный труп.

Но вот приподнял брови,
Протёр рукой глаза,
Вбежал обратно в хату
И стал под образа.

«Исус, Исус, ты слышишь?
Ты видишь? Я один.
Тебя зовёт и кличет
Товарищ твой Мартин!

Отец лежит убитый,
Но он не пал, как трус.
Я слышу, он зовёт нас,
О верный мой Исус.

Зовёт он нас на помощь,
Где бьётся русский люд,
Велит стоять за волю,
За равенство и труд!..»

И, ласково приемля
Речей невинных звук,
Сошёл Исус на землю
С неколебимых рук.

Идут ручка с рукою,
А ночь черна, черна!..
И пыжится бедою
Седая тишина.

Мечты цветут надеждой
Про вечный, вольный рок.
Обоим нежит вежды
Февральский ветерок.

Но вдруг огни сверкнули…
Залаял медный груз.
И пал, сражённый пулей,
Младенец Иисус.

 Слушайте:
Больше нет воскресенья!
Тело его предали погребенью
 Он лежит
На Марсовом
 Поле.

А там, где осталась мать,
Где ему не бывать
Боле,
Сидит у окошка
Старая кошка,
Ловит лапой луну…

Ползает Мартин по полу:
«Соколы вы мои, соколы,
В плену вы,
В плену!»
Голос его все глуше, глуше,
Кто-то давит его, кто-то душит,
Палит огнём.

Но спокойно звенит
За окном,
То погаснув, то вспыхнув
Снова,
Железное
Слово:
«Рре-эс-пуу-ублика!»

Творчество С. Обрадовича было отмечено Марией Ульяновой, по её предложению поэта пригласили на работу в «Правду», с 1922 года по 1927 год он заведовал литературным отделом центрального органа партии. После смерти С. Есенина С. Обрадович передал в Музей Есенина при Всероссийском Союзе писателей текст сценария «Зовущие зори» с сопроводительной запиской: «Рукопись «Зовущие зори» попалась мне в беспорядочной куче литературного материала, вероятно, назначенного к уничтожению по ликвидации журнала «Гудки» литературной студии Московского Пролеткульта. 26.II.26 г. Москва. С. Обрадович». С середины 1930-х годов С. Обрадович отошёл от самостоятельного творчества, занимается переводами и редактированием. При жизни Сергея Александровича Обрадовича вышло в свет более двадцати его поэтических книг, он умер 25 октября 1956 года.

Владимир Чернявский — «Русский Гамлет»

«Русский Гамлет»

ChernjavskyПоэт и актёр Владимир Степанович Чернявский (1889–1948), родился в Санкт-Петербурге. В 1912 году окончил историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета.
Познакомился с С. Есениным 28 марта 1915 года на вечере современного искусства «Поэты — воинам» в пользу лазарета деятелей искусств. В. Чернявский вспоминал: «Не то в перерыве, не то перед началом чтений, я, стоя с двумя молодыми поэтами у двери в зал, увидел поднимающегося по лестнице мальчика, одетого в серый пиджачок поверх голубоватой сатиновой рубашки, с белокурыми, почти совсем коротко остриженными волосами, небольшой прядью завивавшимися на лбу. Его спутник (может быть, это был Городецкий) остановился около нашей группы и сказал нам, что это деревенский поэт из рязанских краёв, недавно приехавший. Мальчик, протягивая нам по очереди руку, назвал каждому из нас свою фамилию — Есенин. Так, помнится, в этот вечер он оставался преимущественно с нами троими, а мы, очень сильно им заинтересованные, конечно, старались отвечать на его удивительно приветливую улыбку как можно ласковее. Гость был по тому времени необычный. Из расспросов, на которые он отвечал охотно и просто, выяснилось, как пришёл он прямо с вокзала к Блоку, как тот направил его к Городецкому… что он читал у себя на родине многих петербургских поэтов, со всеми хочет познакомиться и прочесть им то, что привёз».
В. Чернявский писал 20 мая 1915 года Есенину из Аннополя Волынской губернии: «Милый друг Сергуня, все время хранил о тебе хорошую память, но сам знаешь, как беспутно живут твои петербургские знакомцы, а потому и извинишь, что я тебе не писал… Ты, я думаю, знаешь, что я к тебе очень дружески отношусь и рад был, что ты встретился на моем пути. Пиши, что поделываешь, чем живёшь».
Поэт В. Рождественский рассказывал, что В. Чернявский «был одним из самых добрых друзей Сергея Александровича — вне его богемного окружения. Есенин часто брал у него (как и у меня) книги и любил с нами вести «книжные разговоры». Тесное дружеское общение Есенина с Чернявским продолжалось до конца жизни поэта. К С. Есенину обращено несколько стихотворений, написанных В. Чернявским в 1915–1916 годах. Одно из них «Не страшно знать, что и душа проходит»:

Не страшно знать, что и душа проходит,
Как первая, как лучшая любовь,
Что голос смерти над постелью бродит:
Себя, себя люби и славословь.

Моей стране, где тоже Бог потерян,
Поверил я, услышав голос твой.
Она твоя за то, что ты ей верен —
И ласковый, и кровный, и живой.

Что там, за странническими путями,
Разливы рек и огонёк в избе.
Она твоя — за то, что ты не с нами,
Но и за то, что мы придём к тебе.

И только страшно девственные травы
Касаньями ненужными растлить
И ласками безрадостой отравы
Доверчивость Адама отравить.

Но чужд тебе наш мир, больной и хмурый,
Измученный в пороке и в пыли,
И оттого, мой мальчик белокурый,
Мне голос твой, как сладкий сок земли!

В. Чернявский присутствовал 25 октября 1915 года на вечере «Краса» в Тенишевском училище, слушал выступления С. Есенина и других участников вечера. После спектакля пошли на спектакль по пьесе А.С. Грибоедова «Горе от ума» в Александринском театре. Чернявский о Есенине-театрале писал: «Кстати сказать, Сережа относился к театру в большинстве случаев равнодушно, он не умел быть «публикой».
После Февральской революции встречи Есенина с Чернявским стали, чуть ли не ежедневными, особенно в первые месяцы семенной жизни С. Есенина и З. Райх. Он вспоминал: «В доме № 33 по Литейному молодые Есенины наняли на втором этаже две комнаты с мебелью, окнами во двор. С ноября (1917) по март (1918) был я у них частым, а то и ежедневным гостем. Жили они без особенного комфорта (тогда было не до того), но со своего рода домашним укладом и не очень бедно. Сергей много печатался, и ему платили как поэту большого масштаба. И он, и Зинаида Николаевна умели быть, несмотря на начавшуюся голодовку, приветливыми хлебосолами. По всей повадке они были настоящими «молодыми».
В. Чернявский вместе с С. Есениным и другими поэтами выступал 21 декабря 1917 года на литературном вечере в Главных Вагонных Мастерских за Нарвской заставой. С. Есенин обсуждал с ним свои поэтические планы. «Про свою «Инонию», — вспоминал В.С. Чернявский, — ещё никому не прочитанную и, кажется, только задуманную, он заговорил со мной однажды на улице как о некоем реально существующем граде и сам рассмеялся моему недоумению: «Это у меня будет такая поэма… Инония… иная страна». В 1918 году С. Есенин посвятил В. Чернявскому поэму «Сельский часослов»:

О солнце, солнце,
Золотое, опущенное в мир ведро,
Зачерпни мою душу!
Вынь из кладезя мук
Страны моей.
Каждый день,
Ухватившись за цепь лучей твоих,
Карабкаюсь я в небо.
Каждый вечер
Срываюсь и падаю в пасть заката.

Тяжко и горько мне…
Кровью поют уста…
Снеги, белые снеги —
Покров моей родины —
Рвут на части.
На кресте висит
Её тело,
Голени дорог и холмов
Перебиты…

Волком воет от запада
Ветер…
Ночь, как ворон,
Точит клюв на глаза-озера.
И доскою надкрестною
Прибита к горе заря:

Исус Назарянин
Царь Иудейский

 2

О месяц, месяц!
Рыжая шапка моего деда,
Закинутая озорным внуком на сук облака,
Спади на землю…
Прикрой глаза мои!

Где ты…
Где моя родина?

Лыками содрала твои дороги
Буря,
Синим языком вылизал снег твой —
Твою белую шерсть —
Ветер…

И лежишь ты, как овца,
Дрыгая ногами в небо,
Путая небо с яслями,
Путая звезды
С овсом золотистым.

О путай, путай!
Путай все, что видишь…
Не отрекусь принять тебя даже с солнцем,
Похожим на свинью…
Не испугаюсь просунутого пятачка его
В частокол
Души моей.
Тайна твоя велика есть.
Гибель твоя миру купель
Предвечная.

 3

О красная вечерняя заря!
Прости мне крик мой.
Прости, что спутал я твою Медведицу
С черпаком водовоза…

Пастухи пустыни —
Что мы знаем?..
Только ведь приходское училище
Я кончил,
Только знаю библию да сказки,
Только знаю, что поёт овёс при ветре…
Да ещё
По праздникам
Играть в гармошку.

Но постиг я…
Верю, что погибнуть лучше,
Чем остаться
С содранною
Кожей.

Гибни, край мой!

Гибни, Русь моя,
Начертательница
Третьего
Завета.

4

О звёзды, звёзды,
Восковые тонкие свечи,
Капающие красным воском
На молитвенник зари,
Склонитесь ниже!

Нагните пламя своё,
Чтобы мог я,
Привстав на цыпочки,
Погасить его.

Он не понял, кто зажёг вас,
О какой я пропел вам
Смерти.

Радуйся,
Земля!

Деве твоей Руси
Новое возвестил я
Рождение.
Сына тебе
Родит она…

Имя ему —
Израмистил.

Пой и шуми, Волга!
В синие ясли твои опрокинет она
Младенца.

Не говорите мне,
Что это
В полном круге
Будет всходить
Луна…

Это он!
Это он
Из чрева неба
Будет высовывать
Голову…

В поэме С. Есенин предрекает гибель России. Но при этом отмечает, что она словно Христос, всё равно воскреснет, и тогда на земле восторжествует справедливость.
В 1918 году В. Чернявский стал крестным отцом дочери Есенина — Татьяны. 7 марта 1918 года на сборнике «Красный звон» (1918) Есенин написал дарственную: «Милому Володеньке за любовь и дружбу любящий Сергей». В. Чернявский писал: «В дни, когда он был так пророчески переполнен, «пророк Есенин Сергей» с самой смелой органичностью переходил в его личное «я». Нечего и говорить, что его мистика не была окрашена нездоровой экзальтацией, но это все-таки было бесконечно больше, чем литература; это было без оговорок — почвенно и кровно, без оглядки — мужественно и убеждённо, как все стихи Есенина».
Затем в отношениях С. Есенина с В. Чернявским наступил шестилетний перерыв. Они не виделись и не переписывались. Их первая встреча после долгого перерыва состоялась в Ленинграде 14 апреля 1924 года на выступлении С. Есенина в зале Лассаля. В. Чернявский вспоминал: «С волнением вошёл я в зал бывшей Городской Думы, увидеть Сергея живого и нового… Не забуду моего первого впечатления… Над сгрудившейся у эстрады толпой, освещённой люстрой ярче, чем другие, кудрявый, с папироской в руке, с закинутой набок головой, раскачиваясь, стоял и что-то говорил совершенно прежний, желтоволосый рязанский Сергунька. Не сразу разобрал я, что он пьян, между тем это должно было бросаться в глаза. Голос его звучал сипло, и в интонациях была незнакомая мне надрывная броскость». После окончания вечера Есенин с радостью приветствовал друга. «Он стал быстро водить меня под руку по комнате, — вспоминал В. Чернявский, — любовно перебирая кое-какие дорогие ему имена из нашего прошлого; от кого-то ему были известны мелкие подробности моей жизни». Есенин рассказал другу о поездке за границу, тепло вспоминал свои отношения с Айседорой Дункан. Сообщил, что собирается переехать в Питер, который ему всегда был роднее, нежели Москва.
В.С. Чернявский свидетельствовал: «Незадолго до отъезда (из Ленинграда в июле 1924 г.) он утром, едва проснувшись, читал мне в постели только что написанную им «Русь Советскую», рукопись которой с немногими помарками лежала рядом на ночном столике. Я невольно перебил его на второй строчке: «Ага, Пушкин? — «Ну да!» — и с радостным лицом твёрдо сказал, что идёт теперь за Пушкиным».

Тот ураган прошёл. Нас мало уцелело.
На перекличке дружбы многих нет.
Я вновь вернулся в край осиротелый,
В котором не был восемь лет.

Кого позвать мне? С кем мне поделиться
Той грустной радостью, что я остался жив?
Здесь даже мельница — бревенчатая птица
С крылом единственным — стоит, глаза смежив.
Я никому здесь не знаком,
А те, что помнили, давно забыли.
И там, где был когда-то отчий дом,
Теперь лежит зола да слой дорожной пыли.

А жизнь кипит.
Вокруг меня снуют
И старые и молодые лица.
Но некому мне шляпой поклониться,
Ни в чьих глазах не нахожу приют.

И в голове моей проходят роем думы:
Что родина?
Ужели это сны?
Ведь я почти для всех здесь пилигрим угрюмый
Бог весть с какой далёкой стороны.

И это я!
Я, гражданин села,
Которое лишь тем и будет знаменито,
Что здесь когда-то баба родила
Российского скандального пиита.

Но голос мысли сердцу говорит:
«Опомнись! Чем же ты обижен?
Ведь это только новый свет горит
Другого поколения у хижин.

Уже ты стал немного отцветать,
Другие юноши поют другие песни.
Они, пожалуй, будут интересней —
Уж не село, а вся земля им мать».

Ах, родина! Какой я стал смешной.
На щеки впалые летит сухой румянец.
Язык сограждан стал мне как чужой,
В своей стране я словно иностранец.

Вот вижу я:
Воскресные сельчане
У волости, как в церковь, собрались.
Корявыми, немытыми речами
Они свою обсуживают «жись».

Уж вечер. Жидкой позолотой
Закат обрызгал серые поля.
И ноги босые, как телки под ворота,
Уткнули по канавам тополя.

Хромой красноармеец с ликом сонным,
В воспоминаниях морщиня лоб,
Рассказывает важно о Будённом,
О том, как красные отбили Перекоп.

«Уж мы его — и этак и раз-этак, —
Буржуя энтого… которого… в Крыму…»
И клёны морщатся ушами длинных веток,
И бабы охают в немую полутьму.

С горы идёт крестьянский комсомол,
И под гармонику, наяривая рьяно,
Поют агитки Бедного Демьяна,
Весёлым криком оглашая дол.

Вот так страна!
Какого ж я рожна
Орал в стихах, что я с народом дружен?
Моя поэзия здесь больше не нужна,
Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.

Ну что ж!
Прости, родной приют.
Чем сослужил тебе, и тем уж я доволен.
Пускай меня сегодня не поют —
Я пел тогда, когда был край мой болен.

Приемлю все.
Как есть все принимаю.
Готов идти по выбитым следам.
Отдам всю душу октябрю и маю,
Но только лиры милой не отдам.

Я не отдам её в чужие руки,
Ни матери, ни другу, ни жене.
Лишь только мне она свои вверяла звуки,
И песни нежные лишь только пела мне.

Цветите, юные! И здоровейте телом!
У вас иная жизнь, у вас другой напев.
А я пойду один к неведомым пределам,
Душой бунтующей навеки присмирев.

Но и тогда,
Когда во всей планете
Пройдёт вражда племён,
Исчезнет ложь и грусть, —
Я буду воспевать
Всем существом в поэте
Шестую часть земли
С названьем кратким «Русь».

О попытке В. Чернявского уговорить С. Есенина бросить пить, поэт пришёл в страшное, особенное волнение. «Не могу я, ну как ты не понимаешь, не могу я не пить, — оправдывался поэт. — Если бы не пил, разве мог бы я пережить всё это, всё?». О душевном состоянии своего друга В. Чернявский вспоминал: «Чем больше он пил, тем чернее и горше говорил о современности, о том, «что они делают», о том, что его «обманули»… В этом потоке жалоб и требований был и невероятный национализм, и ненависть к еврейству, и опять «весь мир — с аэроплана» и «нож в сапоге», и новая, будущая революция, в которой он, Есенин, уже не стихами, а вот этой рукой будет бить, бить… кого? Он сам не мог этого сказать, не находил… Он опять говорил, что «они повсюду, понимаешь, повсюду», что «они ничего, ничего не оставили», что он не может терпеть («Ненавижу, Володя, ненавижу»)… И неизвестно было, где для него настоящая правда — в этой кидающейся, беспредметной ненависти или лирической примирённости его стихов об обновлённой родине».
Последняя встреча В. Чернявского с С. Есениным состоялась в Москве в июне 1925 года «На этот раз Сергей неприятно поразил меня своим видом, — писал В. Чернявский. — В нем было что-то с первого взгляда похожее на маститость, он весь точно поширел и шёл не по сложению грузно. Лицо бумажно-белое не от одной пудры, очень опухшее; красные веки при ярком солнечном свете особенно подчёркивали эту белизну. Мы расцеловались крепко, как всегда, но не весело, и ласковость Сергея, глядевшего временами куда-то мимо, в тоскливой рассеянности, была не та, «не Серёжкина», точно я стал ему совсем чужим и ненужным». Последними словами Есенина при прощании были: «Ты ожидай, обязательно приеду». Есенин приехал в декабре 1925 года. Встретиться с В. Чернявским ему не довелось.
В мае 1926 года В. Чернявский написал воспоминания, озаглавленные «К биографическим материалам о Сергее Есенине». Рукопись с извинениями отправил 14 июля 1926 года С.А. Толстой-Есениной. «Главная беда в том, что память моя сохранила очень мало, — писал В.С. Чернявский. — Выходит, что внимание к Серёже было у меня меньше, чем чувств. В этом вообще вина моя перед ним, от которой не перестаёт быть больно».
В 1923–1925 годах В. Чернявский — артист Большого драматического театра, начал работать диктором ленинградского радио, а затем, увлёкшись художественным чтением, перешёл на концертную эстраду. Сергей Есенин называл своего друга В. Чернявского «Русским Гамлетом». С недавних пор с лёгкой руки отечественных литераторов, театральных деятелей и критиков «Русским Гамлетом» стали называть Сергея Есенина. Если подходить к этому с той точки зрения, что целью Гамлета был престол, а Есенина — слава, то эти два понятия во многом созвучны. Наиболее «крутые» из нынешних есениноведов, к тому же добавляют, что Есенин был не только «Русским Гамлетом», но и «Первым советским диссидентом» или «…Поистине глупость во многом держится на непонятливости, она всегда находит своего автора».

Всеволод Рождественский — «Пишу не для того, чтобы что-нибудь выдумать, а потому, что душа того просит»

«Пишу не для того, чтобы что-нибудь выдумать, а потому, что душа того просит»

RozhdestvenskyПоэт-акмеист Всеволод Александрович Рождественский (1895–1977) родился в Царском Селе (ныне Пушкин, Ленинградская область) в семье преподавателя Царскосельской гимназии. В этой гимназии Вс. Рождественский начал учёбу, но после переезда семьи в Санкт-Петербург (1907) окончил Первую петербургскую классическую гимназию и поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета. Здесь он сблизился с группой поэтов-акмеистов. Окончить университет не удалось в связи с началом войны. В 1914 году вышел первый сборник стихов — «Гимназические годы».
Вс. Рождественский познакомился с С. Есениным в марте-апреле 1915 года. Об этой встрече он писал: «Весна 1915 года была ранняя, дружная… В просторной комнате «толстого» журнала было уже немало народу… Все молчали. Казалось, что мы находимся на приёме у знаменитого врача, где надо терпеливо и чинно дожидаться своей очереди… Скрипнула дверь. Посредине комнаты остановилась странная фигура. Это был паренёк лет девятнадцати, в деревенском тулупчике, в тяжёлых смазных сапогах. Когда он снял высокую извозничью шапку, его белокурые, слегка вьющиеся волосы на минуту загорелись в отцвете вечереющего солнца. Серые глаза окинули всех робко, но вместе с тем и не без некоторой дерзости.… Мы уселись рядом… Так как на моем лице написано было удивление, сосед поторопился рассказать, что в городе он совсем недавно, что ехал на заработки куда-то на Балтийское побережье, и вот застрял в Петербурге, решив попытать литературного счастья. И добавил, что зовут его Есенин, а по имени Серёга и что он пишет стихи («Не знаю как кому, а по мне — хорошие»). Вытащил тут же пачку листков, исписанных мелким, прямым, на редкость отчётливым почерком… Не прошло и нескольких минут, как мы разговорились по-приятельски».
Вторично они встретились после Февральской революции на Невском проспекте. «На этот раз мы шли свободно и весело, — вспоминал Вс. Рождественский, — чувствуя себя полными хозяевами города».
В период с 1919 года по 1921 год Рождественский по собственной воле служил красноармейцем, плавал на тральщике, который искал мины в Неве, Ладоге и Финском заливе. В 1920 году он возвратился в Петроград, где жил в легендарной коммуне литераторов — «Доме искусств», куда ему помог устроиться Максим Горький. В 1924 году Вс. Рождественский вернулся в университет и через пару лет окончил его. Он сотрудничает с литературными печатными изданиями, заводил множество знакомств литераторами-современниками. В 1920 году Вс. Рождественский поступил на работу в Петроградский Союз поэтов в должности секретаря. Председателем Союза был его кумир Александр Блок. Постепенно были восстановлены контакты и С. Есениным. В своей рецензии 1923 года, напечатанной в ежемесячном критико-библиографическом журнале «Книга и революция», Вс. Рождественский отмечал, что Есенин, «последний поэт деревни», несмотря на весь свой имажинизм, цилиндры, аэропланные полёты, горланит с заразительным весельем, умея быть и задорно-насмешливым и нежным». Есенин рассказывал Вс. Рождественскому о принципиальном различии его взгляда на образ от взглядов друзей-имажинистов: «Разные мы, если глубже взглянуть. У них вся их образность от городской сутолоки, а у меня — от родной Рязанщины, от природы русской. Они скоро выдохлись в своём железобетоне, а мне на мой век всего хватит… Пишу не для того, чтобы что-нибудь выдумать, а потому, что душа того просит».
Потом С. Есенин и Вс. Рождественский неоднократно вместе выступали с чтением стихов, в том числе в санатории научных работников и в Ратной палате Федоровского городка в Детском (Царском) Селе, в Курзале Сестрорецка, в Петергофе и других местах. 28 декабря 1925 года Вс. Рождественский оказался свидетелем трагической гибели С. Есенина. В письме В.А. Мануйлову сообщал: «На полу, прямо против двери лежит Есенин, уже синеющий, окоченевший. Расстёгнутая рубашка обнажает грудь. Волосы, всё ещё золотистые, разметались… Руки мучительно сведены. Ноги вытянулись прямо и блестят лаком тонких заграничных башмаков-туфель… Я был одним из первых, узнавших о его смерти, и потому мне пришлось присутствовать при составлении милицейского протокола, который выяснил все обстоятельства, очень скупо подобранные, при которых и произошёл Серёжин конец». В статье «Есенин» («Красная звезда», 30 декабря 1925 года) Вс. Рождественский отмечал пагубное влияние богемы на Есенина, делал вывод, что «в последние годы Есенин пел о себе и для себя». В «Красной газете» от 17 января 1926 г. Вс. Рождественский напечатал своё стихотворение «Когда умирает поэт? (Почти баллада)»:

Заря над опальной столицей
Глядела спросонок так зло
Прохожих зелёные лица
На миг отражало окно

Скулили в воротах собаки
Пылали костры на кругу
И колокол чёрный — Исакий —
Качался в летящем кругу

А там, за синющей рамой
Уйдя в электрический свет
Бессонный, горящий, упрямый
Всю ночь задыхался поэт

И только что сумерки стёрло
Вскочив на придвинутый стул
Своё соловьиное горло
Холодной петлёй затянул

Промёрзли чухонские дровни
А лошадь ушами прядёт
Никто и вольней и любовней
Над телом его не споёт

Покрыт простынёй, без подстилок,
Он едет к последней беде
И в мёрзлые доски затылок
На каждой стучит борозде

А завтра в вечерней газете
Спеша на трамвае домой
Бухгалтер прочтёт о поэте
В столбце. обведённом каймой

Но дома — жена и ребята
Письмо и тарелка ухи
— Я тоже, он скажет, когда-то
Писал недурные стихи

Зато вот теперь, слава богу —
Служу и живу ничего … —
Мечтатель. Бродяга. В дорогу
В дорогу, не слушай его!

Уж лучше б ты канул безвестней
В покрытую плесенью тишь!
Зачем алкоголем и песней
Глухие сердца бередишь?

За всех, кто вареньем и чаем
Вечернюю гонит хандру
Ты тысячу раз был сжигаем —
Высокий костёр на снегу.

Ты слыл негодяем и вором
Лжецом и растратчиком слов
Чтоб плакать над их же позором
В разбойном просторе стихов.

О влиянии поэзии С. Есенина на творчество Вс. Рождественского писала переводчица и литературовед Валентина Дынник в статье «Право на песню (О лириках)» в журнале «Красная новь» (1926). Вс. Рождественский в статье «Сергей Есенин» («Звезда», 1946) охарактеризовал творчество поэта петербургского, «скифского» и имажинистского периодов. В 1959 году в «Звезде» Вс. Рождественский продолжил публикацию мемуаров, повествуя о трудной судьбе поэта, о его литературных связях. 5 октября 1960 года Вс. Рождественский выступал на вечере «Памяти выдающегося поэта» в Ленинградском доме учёных. О Есенине опубликовал воспоминания в книге «Страницы жизни» (1962). Автор рецензии «Живое слово Есенина» («Нева», 1969) на книгу «Сергей Есенин: Отчее слово» (1968). Всеволод Рождественский умер 31 августа 1977 года в Ленинграде. Похоронен в Санкт-Петербурге на Литераторских мостках Волковского кладбища.

Дмитрий Философов — «… с верой, что русская лампада не угаснет»

«… с верой, что русская лампада не угаснет»

FilosofovПублицист, художественный и литературный критик Дмитрий Владимирович Философов (1872–1940) родился в Санкт-Петербурге, происходил из старинного дворянского рода. Он окончил частную гимназию К. Мая в 1890 году. По окончании юридического факультета Санкт-Петербургского университета в 1895 году, Философов стажировался в Гейдельбергском университете. С 1897 года он начал заниматься журналистской деятельностью, печатался в журналах «Северный вестник», «Образование», «Трудовая помощь», «Журнале Министерства юстиции». Д. Философов был редактором литературного отдела журнала «Мир искусства» (1898-1904), позже занял должность руководителя отдела художественной критики. В конце 1890-х годов Философов сблизился с Дмитрием Мережковским и Зинаидой Гиппиус, став на многие годы их другом и соратником. Был одним из организаторов и руководителей Русского религиозно-философского общества.
С. Есенин и Д. Философов познакомились 15 марта 1915 года в салоне Мережковских. Поэт и актёр Владимир Чернявский вспоминал: «К Философову он (Есенин) относился хорошо. Тот пленил его крайним вниманием к его поэзии, авторитетным, барственно мягким тоном джентльмена». Д. Философов в это время редактировал небольшой художественный журнал «Голос жизни», в котором было напечатано 22 апреля 1915 года одно стихотворение С. Есенина.
Рюрик Ивнев вспоминал о проявленном интересе к личной жизни Есенина со стороны Д. Философова. При встрече с Есениным 12 апреля 1915 года Д. Философов дарит молодому поэту свои книги: «Неугасимая лампада: Статьи по церковным и религиозным вопросам» с надписью: «Сергею Александровичу Есенину с верой, что русская лампада не угаснет» и «Старое и новое: Сборник статей по вопросам литературы и искусства»» с автографом: «Сергею Александровичу Есенину на память о «несолёных» людях Питера от автора. 12 апр. 1915 г.». 15 апреля Д. Философовым была подарена С. Есенину книга «Слова и жизнь: Литературные споры новейшего времени (1901–1908 гг.)» с надписью: «Сергею Александровичу Есенину на память от автора. Д.Ф».
Беседуя в мае 1915 года с историком литературы Николаем Лернером Д. Философов прочитал ему стихотворения Сергея Есенина. Н. Лернер участвуя в полемике о поэзии с Д. Философовым писал ему, что Брюсов не войдёт в поэзию, а «скорее войдёт тот поэтик из деревни, несколько стихотворений которого — помните? — Вы мне прочитали: у него свой голос».
15 августа 1915 года С. Есенин написал Д. Философову: «Дорогой Дмитрий Владимирович. Мне очень бы хотелось быть этой осенью в Питере, так как думаю издавать две книги стихов. Ехать, я чую, мне не на что. Очень бы просил Вас поместить куда-либо моего «Миколая Угодника». Может быть, выговорите мне прислать деньжонок к сентябрю. Я был бы очень Вам благодарен. Проездом я бы уплатил немного в университет Шанявского, в котором думаю серьёзно заниматься. Летом я шибко подготовлялся. Очень бы просил Вас. В «Северных записках» и «Русской мысли», боюсь, под аванс сочтут за щарамыжничество. Тут у меня очень много записано сказок и песен. Но до Питера с ними пирогов не спекёшь. Жалко мне очень, что «Голос жизни» — то закрыли. Жду поскору ответа. Может быть, «Современник» возьмёт. Любящий Вас Есенин». Д. Философов выполнил просьбу, писал редактору «Биржевых ведомостей» Михаилу Геккебушу 22 августа 1915 года: «… прилагаю стихи Сергея Есенина, с его письмом на моё имя. Стихи этого талантливого поэта из народа печатались уже в «Русской мысли» и в «Северных записках». Днём позже ответил Есенину: «Стихи ваши «Микола» я отправил… редактору «Биржевых ведомостей». О судьбе их, Вас извещу». Через несколько дней поэма «Микола» была напечатана в «Биржевых ведомостях» (25 августа 1915 года). В первой книге «Радуница» (1916) С. Есенин посвятил Д. Философову стихотворение «Выть» («Чёрная, потом пропахшая выть…»), написанного в 1914 году:

Чёрная, потом пропахшая выть!
Как мне тебя не ласкать, не любить?
Выйду на озеро в синюю гать,
К сердцу вечерняя льнёт благодать.
Серым веретьем стоят шалаши,
Глухо баюкают хлюпь камыши.
Красный костёр окровил таганы,
В хворосте белые веки луны.
Тихо, на корточках, в пятнах зари
Слушают сказ старика косари.
Где-то вдали, на кукане реки,
Дрёмную песню поют рыбаки.
Оловом светится лужная голь…
Грустная песня, ты — русская боль.

Сборник «Радуница» был подарен с дарственной надписью: «Дорогому Дмитрию Владимировичу Философову. За доброе напутное Слово от баяшника соломенных суёмов. Сергей Есенин».
Ещё до революции отношение Есенина к Философову изменилось. Посвящение Д.В. Философову в стихотворении «Чёрная, потом пропахшая выть…» было автором при последующих публикациях снято. В письме поэту Николаю Ливкину 12 августа 1916 года С. Есенин писал: «Тогда, когда вдруг около меня поднялся шум, когда мережковские, гиппиус и Философов открыли мне своё чистилище и начали трубить обо мне…, я презирал их — и с деньгами, и с всем, что в них есть, и считал поганым прикоснуться до них».
С. Есенин во время поездки в Европу с Д. Философовым не встречался, но в статье «Дама с лорнетом» при резком отзыве о З. Гиппиус, Д. Мережковском, писал в 1925 году: «Один только Философов, как и посейчас, занимает мой кругозор, которому я писал и говорил то устно, то в стихах…». В начале 1920 года Д. Философов с З. Гиппиус и Д. Мережковским эмигрировал во Францию, но затем переселился в Польшу. Он редактировал выходившие в Варшаве газеты «Свобода» (1920–1921), «За свободу!» (1921–1932), «Молва» (1932–1934); был соредактором варшавско-парижского журнала «Меч» (1934–1939). Сотрудничал с литературной группой «Таверна поэтов». Был одним из руководителей варшавского «Литературного содружества», его почётным председателем; основатель и руководитель закрытого русско-польского литературного клуба «Домик в Коломне» (1934–1936). В 1930-е годы Д.В. Философов оказался вытеснен на обочину общественно-политической жизни молодым поколением деятелей. Философов скончался 5 августа 1940 года, похоронен на Вольском православном кладбище в Варшаве.

Григорий Шмерельсон — Генеральный секретарь «Воинствующего Ордена Имажинистов»

Генеральный секретарь «Воинствующего Ордена Имажинистов»

SchmerelsonПоэт Григорий Бенедиктович (Венедиктович) Шмерельсон (1901–1943) жил и учился в Нижнем Новгороде. В 1919 году фамилии С. Есенина и Г. Шмерельсона упоминаются среди постоянных сотрудников журнала «Жизнь и творчество русской молодёжи». 25 мая 1921 года в газете «Нижегородская коммуна» Г. Шмерельсон напечатал рецензию «Тараном слов», в которой упоминал С. Есенина: «Лучшими стихами сборника являются стихи Семена Полоцкого — хорошо технически выполненные, строки которых пропитаны искренностью чувства, хотя и написаны под влиянием Есенина».
Григорий Шмерельсон был генеральным секретарём «Воинствующего Ордена Имажинистов» (Ленинград), позднее — членом правления и секретарь Ленинградского отделения Всероссийского союза поэтов. В ноябре 1922 года петроградскими имажинистами был провозглашён «Манифест новаторов», под которым стояла среди других подпись Г. Шмерельсона, а 20 ноября того же года в «Доме Искусств» огласили «Декларацию имажинистов (образоносцев)».
Г. Шмерельсон впервые встретился с Есениным в 1922 году. При встрече на книге «Голубень» (1920) С. Есенин написал: «В память встречи Грише Шмерельсону, чтобы вспоминал сию персону С.Е. 22 г.». Потом Г. Шмерельсон неоднократно встречался с С. Есениным во время его приездов в Ленинград. Г. Шмерельсон вместе с другими ленинградскими поэтами-имажинистами участвовал в вечере С. Есенина 14 апреля 1924 года в зале Лассаля. На здании бывшей Городской думы в Ленинграде — афиша, намеренно крикливая, рассчитанная на привлечение публики:

«В Зале Лассаля
Сергей Есенин прочтет стихи
«Москва кабацкая», «Любовь хулигана»
и скажет слово о мерзости
и прочем в литературе.
Вызов непопутчикам».

Через несколько дней в Ленинграде С. Есенин сфотографировался с поэтами-имажинистами.


С. Есенин писал Г. Бениславской: «Милая Галя! Пришлите с Шмерельсоном пальто, немного белья и один костюм двубортный». Прочитав письмо, Г. Бениславская ответила Есенину: «До чего я обрадовалась, когда вчера мне позвонил Шнеерзон (кажется, так его фамилия), сказал, что Вы здоровы, почти не пьёте, что через три дня выходит «Москва кабацкая». Роль порученца Есенина Шмерельсон, по-видимому выполнял и в других случаях. Поэт и музейный работник Игорь Марков вспоминал: «Потом пришли поэты из группы ленинградских имажинистов Воль Эрлих и Георгий Шмерельсон. Понадобились спички, кто-то из имажинистов… ловко спустился из окна второго этажа по водосточной трубе и поспешил в магазин. После ухода поэтов-имажинистов, Клюев спросил осуждающе: «Ты почему, Сергей, не можешь расстаться с ними? … А кто же будет ходить за спичками? — улыбаясь, ответил тот». Вряд ли молодой поэт Гриша Шмерельсон был для Есенина только мальчиком на побегушках. В этом заставляет усомниться тёплая интонация есенинских записок Шмерельсону. Да и сам он высоко чтил С. Есенина. Свидетельство тому — сохранившиеся письма Шмерельсона, тон которых проникнут настоящим обожанием. С. Есенин, вероятно, занимал у Г. Шмерельсона деньги, так как в июле тот писал С. Есенину: «Дорогой мой Серёженька! …Если получил деньги — оставь для меня — очень нужно — если б не очень, верь, не беспокоил, — еду 31 июля с Ричиотти. Постарайся ехать также 31 июля, тогда все вместе поедем. Крепко целую»…
С. Есенин передал Г. Шмерельсону в 1924 году машинописный текст поэмы «Сельский часослов» раннего происхождения. Шмерельсон работал в библиотеке Ленинградского обкома совета профсоюзов. Устраивал поэтические вечера, проводил диспуты. Российский и американский революционер, один из первых руководителей Коммунистической партии США Николай Гурвич вспоминал: «Чтение стихов в комнате поэта Шмерельсона происходили нормально, корректно. Но как только начиналась дискуссия на тему «Маяковский и Есенин» или о Пушкине и Фете — диспуты превращались в драку поэтов. Спорили поэты-футуристы, которые группировались вокруг поэта эго-футуриста Константина Олимпова и «крестьянские поэты». Их ненависть к Маяковскому не имела предела. Умный Шмерельсон и группа футуристов Константина Олимпова не только были за Маяковского и Есенина, но и показывали их гениальность».
После публикации Есениным и Грузиновым в «Правде» заявления о роспуске группы имажинистов в среде ленинградских имажинистов возникли трения. В 1924 году Г. Шмерельсон начал работу по составлению «Антологии имажинизма», о чём писал московским «собратьям» — имажинистам, с просьбой выслать ему автобиографии поэтов. Но это издание так и не осуществилось. Г. Шмерельсон 30 апреля 1925 года, сообщил С. Есенину о стремлении сотрудничать в его новом журнале. В начале ноября 1925 года С. Есенин побывал в Ленинграде, но на этот раз он не встречался, ни с Вольфом Эрлихом, ни с Григорием Шмерельсоном. Фотограф, снимавший Сергея Есенина в гробу 29 декабря 1925 года в ленинградском отделении Союза писателей, на одном из снимков запечатлел Григория Шмерельсона, пришедшего проститься с любимым поэтом. Дальнейшая судьба Григория Шмерельсона неизвестна, вроде бы сталинских репрессий в 1930-е годы он избежал и умер в годы блокады в Ленинграде.

Борис Эйхенбаум — «Есенин совершил то, что и должен совершить»

«Есенин совершил то, что и должен совершить»

EyhenbaumЛитературовед и критик Борис Михайлович Эйхенбаум (1886–1959) родился в городе Красный в Смоленской губернии. В 1907 году Эйхенбаум поступает на историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета, в 1912 году его оканчивает. В 1907 году Эйхенбаум написал свою первую статью «Пушкин-поэт и бунт 1825 года (Опыт психологического исследования)». В апреле 1918 года он был приглашён в Литературно-издательский отдел Наркомпроса для подготовки сочинений русских классиков. С этого началась деятельность Эйхенбаума в области текстологии.
С. Есенин лично не был знаком с Эйхенбаумом, но знал его оценку своего творчества. В марте 1923 года в книге «Анна Ахматова. Опыт анализа» Эйхенбаум пишет: «Имажинисты объявляют в своих манифестах «смерть глаголу», мотивируя это первенством образов: «поэзия образна, глагол безличен, поэтому глаголу нечего делать». Он приводит в качестве примера современного поэтического синтаксиса строки из поэмы Сергея Есенина «Пантократор»:

Он Медведицей с лазури —
Как из бочки черпаком.
В небо вспрыгнувшая буря
Села месяцу верхом.

Б. Эйхенбаум по-своему трактовал источники, смысл и значение «Ключей Марии» С. Есенина. «Ключи Марии» — основное теоретическое произведение С. Есенина, работа о творчестве в целом и словесном искусстве в частности. С. Городецкий вспоминал: «Из всех бесед, которые у меня были с ним ‹Есениным› в то время, из настойчивых напоминаний — «Прочитай «Ключи Марии» — у меня сложилось твёрдое мнение, что эту книгу он любил и считал для себя важной. Такой она и останется в литературном наследстве Есенина. Она далась ему не без труда. В этой книге он попытался оформить и осознать свои литературные искания и идеи. Здесь он определённо говорит, что поэт должен искать образы, которые соединяли бы его с каким-то незримым миром. Одним словом, в этой книге он подходит вплотную ко всем идеям дореволюционного Петербурга». Б. Эйхенбаум говорил, что «Есенин мечется среди хаоса литературных споров, новых группировок и манифестов, в обстановке мировой войны и начинающейся революции. Из хаоса теоретических споров, шумящих вокруг него, рождается фантастический трактат или манифест «имажинизма» — Ключи Марии. Это — попытка вырваться из замкнутого круга влияний и стать на ноги; это — результат того буйного подъёма, который пережит был Есениным вместе с многими другими в 1918 году… Ключи Марии — это «литературные мечтания» Есенина, которые могли окрылить его только в фантастической обстановке 1918–1920 гг. Дальше должны были начаться поступки, а на самом деле — началось разочарование, началась тоска». С. Есенин стремится разработать теорию «органического образа», отождествляя её с символизмом, имажинизмом или футуризмом. По этому поводу Б. Эйхенбаум говорил, что С. Есенин «строит невнятную, но увлекательную теорию органического образа, не замечая, что все эти мысли являются последним отголоском символизма и что в трактате своём («Ключи Марии») он говорит, как его ученик. Но мечтательный этот пафос, поддерживаемый фантастической обстановкой первых лет революции, окрыляет его и даёт ему надежду на создание какой-то новой, невиданной поэзии, имеющей почти космическое значение».
В своём дневнике Б. Эйхенбаум неоднократно рассуждал о связи между биографией С. Есенина и его творчеством. Узнав о гибели поэта, 29 декабря 1925 года он запишет в дневнике: «Есенин совершил то, что и должен совершить». 8 февраля 1926 года в зале Ленинградской Академической капеллы Б. Эйхенбаум выступил на вечере памяти Сергея Есенина. О его речи актриса Фрима Бунимович сообщила своей подруге Софье Есениной-Толстой: «О речи Эйхенбаума отзываются как об очень смелой, полной нападков на цензуру и общественность. Темой была мысль, что Есенин с 21 года разрабатывал лишь свою литературную личность, перестав быть только художником. Речь его разожгла публику до скандала. Воронский говорил примерно, то же, но весьма сдержанно, поэтому ему дали спокойно высказаться». 10 января 1927 года на вечере памяти С. Есенина в Большом Драматическом Театре Ленинграда Б. Эйхенбаум выступал с докладом «Литературная личность Есенина». Борис Михайлович Эйхенбаум умер 24 ноября 1959 года, похоронен на Богословском кладбище в Ленинграде.

Эдуард Гетманский

Добавить комментарий

Комментарии проходят предварительную модерацию и появляются на сайте не моментально, а некоторое время спустя. Поэтому не отправляйте, пожалуйста, комментарии несколько раз подряд.
Комментарии, не имеющие прямого отношения к теме статьи, содержащие оскорбительные слова, ненормативную лексику или малейший намек на разжигание социальной, религиозной или национальной розни, а также просто бессмысленные, ПУБЛИКОВАТЬСЯ НЕ БУДУТ.


Защитный код
Обновить

Новые материалы

Яндекс цитирования
Rambler's Top100 Яндекс.Метрика