ЗУЕВ А.Н. О С. Есенине

07.06.2019 21:10  |   | 

Рейтинг:   / 1

Александр Никанорович Зуев (2.01.1896–11.05.1965) — писатель-прозаик, редактор, журналист, переводчик.

Более подробно познакомиться с биографией и произведениями А.Н. Зуева можно, посетив его страницу на сайте «Литературный Север».

О С. ЕСЕНИНЕ

Как-то вечером Мария Ильинична вызвала меня к себе в кабинет.

— Там Есенин пришел с поэтами, говорят, пьяный, требует, чтобы его пропустили ко мне. Попрошу Вас, пойдите, поговорите с ними — в чем у них дело.

Я вышел в коридор, в конце его, на деревянном диване сидели Сергей Есенин, Сергей Клычков и Петр Орешин. Со всеми ними я был знаком по встречам в «Красной Нови» и в других редакциях. В «Правде» Есенин и Клычков появились впервые, а Петр Орешин бывал и раньше.

Все трое не были пьяны, но, несомненно, с похмелья, как это было видно по воспаленным глазам Сергея Есенина.

— В чем у вас дело? — поинтересовался я.

— Да что же это творится?! — вскочил Есенин. — Нас травят, не дают ходу. Я предлагал стихи в нескольких редакциях — сказали: «Не можем печатать, пока не пройдет ваш суд». Даже авансы перестали выдавать.

Лицо Есенина было бледным, измятым, голос сиплым, чудесной синевы его глаза как-то подчеркивали воспаленную красноту век. Был он в так называемом «шалевом пальто» с пятнами на локтях, сильно помятом.

Видно было, что он по обыкновению своему ночевал где-то в случайном месте, прикрываясь пальто.

— Так в чем же дело? — спросил я.

— Можно поместить наше письмо в «Правде»? — спросил Сергей Александрович и сунул мне в руки заготовленное поэтами письмо.

Я его прочел и сразу сказал, что в такой форме письмо вряд ли может быть напечатано в какой-либо газете. Я не помню сейчас, как оно было составлено, но оно сильно отражало раздраженное состояние трех поэтов, в резкой форме высказывавших свои чувства по поводу того трудного положения, в котором они оказались.

— Расскажите, как у вас было дело — спросил я.

— Да ерунда все. Дело раздуто, кое-кто из наших противников собирается спекульнуть на этой сенсации, а в общем дело не стоит выеденного яйца!

По их словам выходило так: все они сидели в пивной на Тверском бульваре около памятника Пушкину и пили пиво. Обсуждали недавно появившиеся статьи Троцкого о советских поэтах, в частности и об Есенине. В разговоре этом кто-то неосторожно обозвал Троцкого жидом.

На беду поэтов за соседним столиком сидел какой-то еврей в военной форме и решил учинить скандал. Дело дошло до вызова милиционера и составления протокола.

Протокол этот попал потом в руки фельетониста Л. Сосновского и таким образом возникло дело об антисемитизме Есенина и его друзей.

Я призадумался — как бы помочь попавшим в беду поэтам. Письмо явно не годилось. После того, как я подробно аргументировал его непригодность и выслушал все возражения, Петр Орешин вцепился в меня: «Слушайте, Вы тут газетные порядки знаете лучше нас. Не возьметесь ли написать за нас письмо, а мы только подмахнем?»

Конечно, мне нужно было предварительно посоветоваться с Марией Ильиничной, но затем я подумал, что лучше тут же, на месте, с помощью всех трех поэтов, написать какой-то пробный вариант письма и пойти с ним к Марии Ильиничне.

С тех пор я не видел этого письма и не помню сейчас, как оно было написано, помню только, что предложенная мной форма сразу удовлетворила всех троих. Письмо было подписано, и я направился к Марии Ильиничне, оставив поэтов подождать ответа в одном из пустых кабинетов редакции.

Когда я рассказал Марии Ильиничне о том, как три поэта попали в милицию за антисемитизм и хулиганство, Мария Ильинична неожиданно отнеслась ко всему благодушно и сказала: «Ну что же! Передайте им, что письмо мы напечатаем».

Гости ушли чрезвычайно обрадованные этим сообщением.

Письмо было тут же напечатано, а на другой день, к вечеру, все трое позвонили мне по телефону и ликующими голосами сообщили о сразу переменившемся отношении к ним.

— Серега уже получил аванс, сейчас идем в пивную, ждем!

Я, конечно, уклонился от этой встречи, но хорошо помню, что Есенин оказался очень памятливым человеком и не раз при наших последующих встречах говорил окружающим: «Вот человек, который здорово помог нам в трудный момент».

Тверская в ту пору была узкой улицей, и не раз бывало, что Есенин, завидев меня, идущего по другой стороне, приветственно махал мне шляпой. Все это было, конечно, выражением благодарных чувств.

Через некоторое время состоялся суд над Есениным и другими. Суд проходил в Доме Печати на Никитском бульваре и, как мне рассказывали, прошел довольно странно, по временам сбиваясь на балаган. В публике собралось много сочувственно настроенных к «пострадавшим» людей, которые не раз нарушали порядок. В частности, свидетели со стороны «ответчиков» под общий смех публики доказывая, что Есенин не мог быть антисемитом, указывали на тот факт, что у него в любовницах было несколько евреек.

В общем, суд вынес какое-то обтекаемое решение, и на этом дело было закончено.

Примерно в 30-м году после длительного перерыва в издательстве «Федерация» вышел первый сборник стихов Есенина. Редсовет поручил написать предисловие мне. Я написал предисловие и зачитал на очередном заседании редсовета. Оно было одобрено и пошло с заглавием «От издательства».

Никто не подозревал, что автором являюсь я, до тех пор, пока шурин Есенина, поэт Наседкин, не стал разузнавать в издательстве, кто автор.

Ему сказали, и он вместе с женой — сестрой Есенина и другими родственниками пришел ко мне благодарить за хорошее предисловие, за теплые слова в адрес покойного поэта.

— Это первое предисловие, — сказал Наседкин, — в котором Сережа не назван «кулацким поэтом».

Долгое молчание и запрещение выпуска стихов Есенина были следствием появления в «Правде» статьи Н.И. Бухарина, заканчивавшейся словами: «По есенинщине мы должны дать хороший залп». Эти слова были, в свою очередь, реакцией на серию самоубийств «есенинских вдов» обоего пола (после смерти Есенина).

Зуев А. Течение времени. 2-е изд. Архангельск: «Правда Севера», 2009 г.

• < Назад
• Вперёд >