Поиск по сайту

Наша кнопка

Счетчик посещений

58551331
Сегодня
Вчера
На этой неделе
На прошлой неделе
В этом месяце
В прошлом месяце
4340
16647
20987
56248947
605153
1020655

Сегодня: Март 19, 2024




Уважаемые друзья!
На Change.org создана петиция президенту РФ В.В. Путину
об открытии архивной информации о гибели С. Есенина

Призываем всех принять участие в этой акции и поставить свою подпись
ПЕТИЦИЯ

БЕНИСЛАВСКАЯ Г. Письма к Есенину.

PostDateIcon 29.11.2005 21:00  |  Печать
Рейтинг:   / 3
ПлохоОтлично 
Просмотров: 21610
1.
Москва, 4 марта 1924 г.
Чаренок милый, здравствуйте!
Я сегодня не успею к Вам1. Звонила вчера Воронскому — книжка проведена, теперь надо будет тормошить Касаткина, чтобы ускорил получение. Воронский просил передать привет, приедет к Вам в четверг2.
Относительно «Москвы кабацкой» — Калман3 (издатель) говорит, что в ближайшее время начнет печатать, но ему надо повидать Вас. Если Вы ничего против не имеете, то я привезу его завтра к Вам. Остальное расскажет Катя.
Целую крепко. Вам приветы, приветы, приветы (от кого только не было приветов!).
Галя
4/-III
1 Письмо отправлено в Кремлевскую больницу, где в то время находился Есенин. Сохранились воспоминания Е. А. Есениной, в которых она писала: Сергей «возвращался домой на извозчике. Из­возчика мы знали, потому что он часто нанимался нами на круглые сутки. Ветер сорвал шляпу с го­ловы Сергея и понес ее к тротуару. Сергей побежал за шляпой, на обледеневшем тротуаре он поскользнулся и со всей силой упавшего ударил ружей в спекло подвального помещения. Стекло порезало вены. Скорой помощью его отправили в Екатерининскую (Шереметевскую, ныне институт им. Склифосовского). Скоро из Екатерининской больницы благодаря вниманию Вардина и Анны Абрамовны был переведен в Кремлевскую» (ГЛМ).
2 Правление издательства «Круг», председателем которою был Воронский, приняло решение печатать книгу стихов Есенина. Под заглавием «Стихи (1920—24)» она вьшла в этом издательстве (декабрь 1924 г.).
3 А. М. Калмановский.
 
2.
Москва, 6 апреля 1924 г.
Сергей Александрович, милый, хороший, родной.
Прочтите все это внимательно и вдумчиво, постарайтесь, чтобы все, что я пишу; не осталось для Вас словами, фразами, а дошло до Вас по-настоящему.
Вы ведь теперь глухим стали, никого по-настоящему не видите, не чувствуете. Не доходит до Вас. Поэтому говорить с Вами очень трудно (говорить, а не разговаривать). Вы все слушаете неслышащими ушами; слушаете, а я вижу, чувствую, что Вам хочется скорее кончить разговор. Знаете, похоже, что Вы отделены от мира стеклом. Вы за стеклом. Поэтому Вам кажется, что Вы все видите, во всем разбираетесь, а на самом деле Вы не с нами. Вы совершенно один, сам с собою, по ту сторону стекла. Ведь мало видеть, надо как-то воспринимать организмом мир, а у Вас на самом деле невидящие глаза. Вы по-настоящему не ориентируетесь ни среди людей, ни в событиях. Для Вас ничего не существует, кроме Вашего самосознания, Вашего ми­роощущения. Вы до жуткого одиноки, несмотря даже на то, что Вы говорите: «Да, Галя друг», «Да, такой-то изумительно ко мне относится». Ведь этого мало, чтобы мы чувствовали Вас, надо, чтобы Вы нас почувствовали как-то, хоть немного, но почувствовали. Вы сейчас какой-то «не настоящий». Вы все время отсутствуете. И не думайте, что это так должно быть. Вы весь ушли в себя, все время переворачиваете свою душу, свои переживания, ощущения. Других людей Вы видите постольку, поскольку находите в них отзвук вот этому копанию в себе. Посмотрите, каким Вы стали нетерпимым ко всему несовпадающему с Вашими взглядами, понятиями. У Вас это не простая раздражительность, это именно нетерпимость. Вы разучились вникать в мысли, Вашим мыслям несозвучные. Поэтому Вы каждого непонимающего или несогласного с Вами считаете глупым. Ведь раньше Вы тоже не раз спорили, и очень горячо, но умели стать на точку зрения противника, понять, почему другой человек думает так, а не по-Вашему. У Вас это болезненное, — это безусловно связано с Вашим общим состоянием. Что-то сейчас в Вас атрофировалось, и Вы оторвались от живого мира. Для Вас он к существует, как улицы, по которым Вам надо идти, есть грязные, есть чистые, красивые, но это все так, по дороге, а не само по себе. Вы машинально проходите, разозлитесь, если попадете в грязь, а если нет — то даже не заметите, как шли. Вы по жизни идете рассеянно, никого и ничего не видя. С этим Вы не выберетесь из того состояния, в котором Вы сейчас. И если хотите выбраться, поработайте немного над собой, не говорите: «Это не мое дело!» Это Ваше, потому что за Вас этого никто не может сделать, именно не может.
У Вас всякое ощущение людей притупилось, сосредоточьтесь на этом. Выгоните из себя этого беса. А Вы можете это. Ведь заметили же Вы, что Дуров не кормил одного тюленя, дошло. А людей не хотите видеть.
Пример — я сама. Вы ко мне хорошо относитесь, мне верите. Но хоть одним глазом Вы попробовали взглянуть на меня?
А я сейчас на краю. Еще немного, и я не выдержу этой борьбы с Вами и за Вас...
Вы сами знаете, что Вам нельзя. Я это знаю не меньше Вас. Я на стену лезу, чтобы помочь Вам выбраться, а Вы? Захотелось пойти, встряхнуться, ну и наплевать на все, на всех. «Мне этого хочется...» (это не в упрек, просто я хочу, чтобы Вы поняли положение).
А о том, что Вы в один день разрушаете добытое борьбой, что от этого руки опускаются, что этим Вы заставляете опять сначала делать, обо всем этом Вы ни на минуту не задумываетесь. Я совершенно прямо говорю, что такую преданность, как во мне, именно бескорыстную преданность, Вы навряд ли найдете. Зачем же Вы швыряетесь этим? Зачем не хотите сохранить меня? Я оказалась очень крепкой, на моем месте Катя и Рита давно свалились бы. Но все же я держусь 7 месяцев, продержусь еще 1—2 месяца, а даль­ше просто «сдохну». А я еще могла бы пригодиться Вам, именно как друг.
Катя, она за Вас может горло перерезать Вашему врагу, и все же я Вам, быть может, нужнее, чем даже она. Она себя ради Вас может забыть на минуту, а я о себе думаю, лишь чтобы не свалиться, чтобы не дойти до «точки», А сейчас я уже почти дошла. Хожу через силу. Не плюйте же в колодезь, еще пригодится.
Покуда Вы не будете разрушать то, что с таким трудом удается налаживать, я выдержу.
Я нарочно это пишу и нишу, отбрасывая всякую скромность, о своем отношении к Вам. Поймите, постарайтесь понять и помогите мне, а не толкайте меня на худшее. Толь­ко это вовсе не значит просто уйти от меня, от этого мне лучше не будет, только хуже. Это значит, что Вы должны попробовать считаться с нами, и не только формально («это неудобно»), а по-настоящему, т. е. считаться не с правилами приличия, вежливости, а с душой других людей, тех, кем Вы но крайней мере дорожите. Вы вовсе не такой слабый, каким Вы себя делаете. Не прячьтесь за безнадежность положения. Это ерунда! Не ленитесь и поработайте немного над собой; иначе потом это будет труднее...1 Используйте же то, что есть у Вас, а не губите. Вот эти дни я летала то к врачам, то к «Птице»2, сегодня к Мише3 ходила, поэтому не успела к Вам зайти, а Вы в это время ушли. Что же мне делать — ведь одновременно быть там и тут я не могу.
1 Далее купюра: вырезано три строки машинописи.
2 Скорее всего, прозвище А. Д. Силина.
3 Возможно, Э. Кроткий, которого близкие называли «Миша» (С. А. Есенин. Материалы к биографии. С. 169),
 
3.
Москва, 26 апреля 1924 г.
Милый, дорогой Сергей Александрович!
Не сердитесь за неразборчивость этого письма — через полчаса придет Рита, мы едем на вокзал отправлять Ваш сундук. Едет знакомый Жени, мы сдадим по его билету в багаж. Вам перешлем квитанцию и ключи на Николаевском вокзале. Вы его (сундук) получите, высылаем с поездом, выходящим из Москвы в 00 ч. 30 м. 27 апреля (т. е. 12 час. 30 мин. ночи в субботу).
Посылаю вещей немного. Что не хватает — купите. В сундуке образец (вернее, Ваш старый) ботинок — закажите себе в Петербурге.
Да, в крахмальном воротничке две запон­ки для манжет — не забудьте. Ну, как будто деловое все.
Теперь вот что: беспокоюсь я очень, кроме того письма, никаких вестей от Вас. Как Вы, что делаете? Напишите все-таки.
Я не писала, т. к. со дня на день ждала отъезда Сахарова — хотела с ним передать и переслать сундук, но он позвонил нам за 40 минут до отхода поезда — было уже поздно.
С деньгами положение такое: «Стойло» прогорело1 продается с торгов, денег нам так и не дали, пришлось тратить госиздатовские — нужно было Кате, мне, домой в Рязанскую послать и долги. Ну, одним словом...
Вот.
Так что не сердитесь, что не выслала, право же, это не тактические соображения, а просто ничего нет.
Кончаю. Пора на вокзал. Напишите, что предполагаете — остаться ли, приедете ли сюда или на хутор?
Ну пока всего, всего хорошего.
Жду писем. Люблю Вас очень. Беспокоит Ваше молчание тоже очень. Я все-таки расхвораться собираюсь, врач сказал, что острое переутомление и нервное расстройство. Буду чинить себя, как только от Вас будут вести, а так трудно, нервничаю до глупого.
От Риты Вам привет. На днях она Вам напишет.
Ваша Галя.
25.IV.24
1 Речь идет о кафе «Стойло Пегаса».
 
4.
Москва, 26 апреля 1924 г.;
Черт бы побрал этот сундук, вся Москва любовалась на нас (меня и Риту), важно восседавших на сундуке. Ну, целую Вас.
Эта открытка вместо сдачи.
Галя, Рита.
 
5.
Москва, 28 апреля 1924 г.
До чего я обрадовалась, когда вчера мне позвонил Шнеерзон1 (кажется, так его фамилия), сказал, что Вы здоровы, почти не пьете; что через три дня выходит «Москва кабацкая». Если бы Вы знали, до чего трудно без вестей от Вас и о Вас — Вы каждый день писали бы.
Что интересного там у Вас? Кого видите? Что делаете?
Какой сейчас Петербург внешне и по содержанию? (Посмотрев Вашими глазами.)
К Вам поехал Камерный театр. Поглядите Вавилонского адвоката2. Интересно, как Вам, понравится ли, нет3?..
«Стойло», к моей неописуемой радости, закрыто. За это время я никого, кроме Риты, Кати и Приблудного, не видела (кстати, он, кажется, успел стянуть Вашу гребенку, по крайней мере она исчезла, остальное я спасла — забрала к себе на Никитскую).
В первомайском номере «Красной нивы» его стихи4.
Да, Вы просите прислать двубортный костюм, но он в чистке; а денег у меня не осталось совсем. Если у Вас будут — пришлите, надо за чистку костюмов 7 червонцев, за носки 11/2 черв., и за разбитое стекло 21/2. Вот: всего 11 червонцев. Вообще помните — лето близко, по возможности наладьте эти дела. В Москве ничего не устроить — даже «Стойла» нет. Долги все я заплатила, только осталось Вардину и Рите.
Ну, не люблю я об этих вещах писать, но за меня никто не напишет. А Вы, Сергей Александрович, напишите подробно обо всем: о делах, о себе, о планах на будущее. Ладно?
Ну, целую крепко, крепко, как люблю.
Галя.
28.IV.24.
В Москве снег, холод, неуютно, тоска от всего этого.
Весны не будет,
И не надо...
А сундук Ваш мы отправляли замечательно весело, он такой большой, что нас незаметно было из-за него.
На костюмы можете выслать деньги по частям, т. к. они сданы по разным квитанциям.
1 Речь идет о Г. Шмерельсоне.
2 Спектакль по пьесе Мариенгофа.
3 Далее купюра: вырезано почти восемь строк машинописи.
4 «Дедко» (Красная нива. 1924. № 17).
 
6.
Москва, 19 или 20 октября 1924 г.
Ну вот, Сергей Александрович, Вы просили Катю узнать, как там вышло дело. Отвечу за нее.
Никого, конечно, никто не съел, и неизвестно, съест ли, но Вас здесь встретят не слишком тепло; боюсь, многие руки не подадут. Вышло вообще очень нехорошо1. В чем дело, как это вышло, я не знаю и узнать не у кого. Какие были у Вас соображения — об этом можно гадать, и только. Факт то, что если это случилось необдуманно, не нарочно, то тогда надо исправлять, благо еще не совсем поздно.
Как исправлять, намечайте Вы. Можно им вернуть деньги и взять поэму совсем; мо­жете Вы затребовать ее для изменений, можно задержать до «предполагаемого» написания второй части и т. п. Можно многое, но это решайте Вы, так как мои изыскания в этой области могут оказаться неудачными — человек я неискушенный в сих делах. Но то, что случилось, никому нельзя было делать, а Вам уж и подавно. Одним словом, если у Вас есть силы бороться — бейте отступление (если надо отступать). Это вопрос чести.
Не решалась об этом писать по двум причинам:
Первое и главное: была не уверена (да и сейчас не уверена тоже), что это письмо никто не сумеет прочесть прежде Вас, а следовательно, сумеет принять всякие контрмеры. Во-вторых, и «главнее» — не хотелось нарушать Ваш отдых, тем более что не знаю, как Вы.
Только, Сергей Александрович, родной, ничего не предпринимайте сгоряча, не откладывая вместе с тем решения в долгий ящик. Если можно, дайте обстоятельную телеграмму, что предпринять, только пишите так, чтобы нам гадать не пришлось2.
Может понадобиться продать что-либо из стихов — укажите, что и как.
Да, забыла Вам написать про Воронского — на днях «Круг» выпускает Ваш сборник3, уже набран и сверстан.
Козина нет в Москве. До 1 ноября он будет в Крыму, адрес: Крым. Ялта. Гаспра, санаторий Цекубу — В. Казину.
Орешин в «Красной нови» бывает редко. Сообщим на дом.
Катя Вам писала насчет козырной карты; это верно, и об этом не забудьте. А у Воронского отношение, кажется, такое: Вы не мальчик и сами понимаете, куда какие дороги.
Ну вот пока все. Буду ждать ответа, не тяните, а пишите сразу.
Целую крепко. Ваша Галя.
10.X.24.
1 Речь идет о передаче Есениным рукописи «Песни о великом походе» в журнал «Октябрь», где были сосредоточены противники Воронского (Вардин, Раскольников и др.).
2 Есенин не ответил на это письмо.
3 Есенин С. Стихи (1920-24). М.; Л., 1924.
 
7.
Москва, между 10 и 12 декабря 1924 г.
Сергей Александрович, дорогой, не сердитесь, не браните1. Не писала — не могла писать.
Все время думаю о Вас, все время с Вами, а не писалось. Вы сами знаете, как это бывает. Написала Вам одно деловое письмо и... не отправила. Ничего бы Вы не поняли из него.
Ну теперь здравствуйте. Постараюсь зато сегодня обстоятельно писать, только за бес­порядок не сердитесь — что вспомню, сразу буду писать и без всяких планов.
Заведите манеру всегда под стихами ставить месяц и год, а то теперь с восстановлением дат много работы будет. (Это выучите наизусть.)
Все вырезки (стихи ли, заметки ли), посылая, всегда надписывайте: какая газета и за какое число. (Это тоже.)
Вашу фотографию (с Чагиным), стихи, письма и прочее — все получила. А карточка изумительная. У Вас прекрасное лицо, не смотря на слегка кривую улыбку. Я с ней расстаться не могу. Стихи? «Русь уходящая» очень нравится. «Стансы» (П. Чагину) нравятся, но не могу примириться с «я вам не кенар» и т. п. Не надо это в стихи совать. И никому это, кроме Вас и Сосновского2, не интересно. Да, это стихотворение будет напечатано в «Красной нови», но будет «болванам», а не...3 Бардин на этом настаивает, и я с ним согласна, А вообще стихотворение хорошее.
«Персидские мотивы» — красивые, но, конечно, меньше трогают. Ну, а вообще Ваш творческий путь сейчас такой извилистый, что никак не знаешь, чего ожидать от Вас. Песнь о походе — Кавказ — Персидские мотивы. Но зато Вы как-то перестали отделывать свои стихи. Такое чувство у меня появилось, и, кроме того, мне говорили об этом другие.
Вардин сообщил, что январскую книжку «Красной нови» составляют уже они с Раскольниковым, а не Воронский. Подробнее пока ничего не знаю. Вардин же и предложил дать в «Красную новь» «Русь уходящую» и «Стансы».
Теперь другое.
Издательство «Современная Россия» через некоего тов. Берлина (помните его?) издает сборник Ваших старых стихов о революции и России. Не стоит ли туда включить отрывки из «Страны негодяев» — разговор в салон-вагоне? Напишите об этом непременно. Полный список посылаю (хотя мы уже сообщали телеграммой)4. Укажите, в каком порядке расположить их.
Тов. Берлин платит по 40 к. за строку, срок договора 6 месяцев, для повторного из­дания еще 6 месяцев; в общем 1 год.
В редактировании принимает участие Вал. Ив. Вольпин. Он вообще много помотает своими советами. «После скандалов» он будет продавать. Его бы чем-нибудь надо отблагодарить. Мне пришла мысль: на сборнике этих революционных стихов написать, что это под редакцией Вольпина. Может, это вообще ерундовая мысль; в делах этих я  — дитё, но Вы напишите Ваше мнение5.
Стоит ли давать вступительную статью к сборнику6, они предполагали Когана, или Сакулина, или Луначарского? Что-то никто из этих мне не улыбается. Скорей всего Когана. Сакулина не стоит.
Якулов согласен иллюстрировать этот сбор­ник. А Вы согласны? Хорошо ли, что мы включили «Русь Советскую» и «На родине»? Не повредит ли это книге «После скандалов»?
Кстати. Перемените название — так нельзя; «Круг» уже издал Ваш сборник, и там есть отдел «После скандалов», нельзя же теперь выпускать книгу с этим же названием. Непременно перемените и сообщите мне.
Через 2 дня приступаю к подготовке, вернее к разыскиванию в старых журналах Ваших стихов. Если бы Вы не поленились и сообщали полностью, где и что было напечатано. Как бы Вы этим облегчили работу. А потом Анна Абрамовна возьмется за составление. Ваши указания относительно тома передам ей и проверю, чтобы все было так, как хотите Вы.
Возможно, что этот том тоже возьмется издавать т. Берлин; думаю, что он издал бы лучше Госиздата.
Берлинский том7 выписываю из-за границы, нигде не могу получить здесь.
Эрлиху сообщила. Он пишет мне, что «36» и «Песнь» выходят под названием «Две поэмы»8. Корректуру править будет он сам и внесет Ваши поправки9.
Майский, несмотря на переданное Эрлихом запрещение печатать «Песнь», все же напечатал отрывок10. «Октябрь» здесь напечатал полностью11, и когда выяснилось это — «Октябрь» поднял скандал. Теперь все улажено. Я, видите ли, получила в октябре письмо на Ваше имя из «Красной звезды» — спрашивают, почему Вы не хотите печатать «поэмы» (не указывая, какой). Я об этом написала Вам (не знаю, получили ли Вы это?), а сама решила, что речь идет о «36», вернее, не догадалась, что это о «Песни».
А «Красная звезда», не получив ответа, взяла и напечатала. Теперь это все выяснено. Письмо «Красной звезды», как доказательство, у меня есть12.
Об «имажинистах» питерских Эрлих пишет13: «У меня здесь была форменная склока с нашими ребятами. Дело дошло до того, что Шмерельсон писал Грузинову, требуя передачи всех наших материалов, в том числе и моих. Мне случайно попалась открытка Грузинова — Шмерельсону, из которой я это понял. Грузинову я открытку с разъяснением послал. Во всяком случае: будет Сергей что-нибудь предпринимать или нет — ни я, ни Полоцкий никаких дел с "Гостиницей" иметь не будем и не имеем». Вот все, что пишет Эрлих об имажинистах питерских. О здешних нечего писать. «Таверна» закрылась давно.
В Питер или я, или Катя съездим.
А Вы сейчас у Повицкого? Как он поживает?
Над какой большой вещью работаете? Скоро ли получу отрывки? Жду, жду с нетерпением. Писем также жду — пишите часто, часто. У нас ведь Ваши письма — праздник. Неделю тому назад получила от Вас 200 руб. Они попали как раз вовремя, так как за сборник мы еще не получили денег. Но вообще: мы скоро устроим все дела денежные, тогда за нас не бойтесь.
1 По-видимому, отклик на не известное нам письмо или телеграмму.
2 Автор статьи «Испорченный праздник».
3 «Стансы» вышли в «Красной ниве» (1925. № 5) без строфы с упоминанием Д. Бедного.
4 Список и телеграмма не сохранились.
5 Предложение было проигнорировано Есениньм.
6 Сборник вышел без вступительной статьи.
7 Речь идет о «Собрании стихов и поэм».
8 Письмо неизвестно.
9 Книга в свет не вышла.
10 Звезда. 1924. № 5.
11 Октябрь. 1924. № 3.
12 Письмо не сохранилось.
13 Подлинник письма не найден.
 
8.
Москва, 15 декабря 1924 г.
Милый, хороший Сергей Александрович. Как Вы там? Напишите все, все подробно, не поленитесь.
Получили Ваши обе телеграммы из Батума1. Вторую не поняли совершенно:
«Подтвердите адрес Батум Отделение Зари Востока четырехсот остаюсь Батуме получения денег».
Что это значит? Что подтвердить; получение адреса? Телеграммы? Что значит слово «четырехсот»? И до получения каких денег? В Батуме или от нас? Быть может Вы что-либо писали нам, но до нас не дошло?
Последнее письмо от Вас, то, в котором была «Русь уходящая», мы разбирали, разбирали, так и не поняли. Послали Вам телеграмму. Мы от Вас получили недели 2 тому назад 200 руб. (я, кажется, это писала Вам).
Как у Вас там вообще дела денежные?
Мы скоро здесь наладим свои дела. На днях должны получить деньги от этого Берлина за сборник2. Пока получили 100 руб. и уже потратили. Но в общем за нас не беспокойтесь совершенно. Мы вот о Вас беспокоимся. Напишите, как.
Ну, теперь о новостях. «Таверна» закрыта — прогорела. Савкин затеял какой-то театр вместо «Таверны» — тоже прогорел в несколько дней, теперь не знает, как выпутаться. Жаль его — мальчишка ведь еще, потому и влип так. А Грузинов теперь руки умывает.
Мариенгоф и К° молчат. Открыли новое кафе в Метрополе: «Калоша». Что там делается, не знаю, говорят, наладили, написал пьесу «Двуногие»3 — не очень-то ее хвалят.
Анна Абрамовна все такая же: собрала все Ваши книжки для подготовки тома.
На днях был у меня Вардин. К Вам он очень хорошо относится, а отсюда – и к нам. Познакомился с Шуркой. Показывал Ваше: «Письмо от матери» и «Ответ»4. Правда, я как следует не прочла, но, кажется, хорошо очень. Ну, от Казина ничего особого не узнали мы — молчит он больше.
Новостей, говорит, никаких...5 Клычков написал роман6, но какой, не знаю. Мнения расходятся.
Посылаю Вам страничку Приблудного в «Красной ниве»7 — стихи старые, но так — общий вид.
Что Вы писали насчет того, что если будете в Питере, то жить удобнее у Соколова, а не у Сашки? Это тот Соколов, который в «Стойле» бывал? Он или другой?
Впрочем, не это важно. Важно вот что: Вам нужно иметь свою квартиру. Это непременно. Только тогда Вам будет удобно, а Сашка, Соколов и т. д. — это Вас не может устроить. Вы сами это знаете, и я сейчас особенно поняла. Не с чужими и у чужих, а со своими Вам надо устроиться: уют, и свой уют, — великая вещь. Я знаете, почему это поняла?
Из-за Шурки. С тех пор, как она с нами на Никитской, у нас стало очень хорошо; т. е. не внешне, а так — дома хорошо. Она, как это и бывает с детьми, внесла уют в нашу жизнь. У нас сейчас по-семейному как-то стало. Бродяжить перестали. Даже я в рамки совсем почти вошла, остепенилась. А Шурка какая славная. Я и сама не знаю, как это случилось, — но я ее очень люблю. Она ходит в школу, я с ней арифметикой даже занималась, но теперь она уже нагнала класс. И вовсе она не неспособная, ерунду кто-то из вас говорил. Очень смышленая, но рассеянная.
У меня тоже деловое настроение. Занимаюсь, Ваши стихи в порядок привожу, в «Бедноте» работаю.
Вот Катя что-то хуже, хворает, бледная, хандрит и развинтилась как-то. Она, очевидно, плохо летом отдохнула.
В Питер, быть может, она поедет — она ведь там никогда не была, а вещи она сумеет собрать. Не нравится только мне, что Ваши письма у Сахарова не заперты даже. Безобразие. Забрать бы у него — да он не даст ведь.
Да, через Вардина, может быть, дам «36» в «Молодую гвардию». Мне не очень хочется ее печатать и Вардин не советует, но ведь все равно Ионов ее издаст8, чего ж тогда ее здесь перед тем не пустить? Вардин говорит, что ее Вам отделать бы, а я хуже: согласна с Воронским — «Черного принца» Асеева помните? В ритме ли, в форме ли, но мне что-то не нравится (ох и распушите же Вы меня за такие речи!).
Ну вот на этот раз все, что собиралась, написала. А вообще не пишется как-то; уж очень скучаю по Вас, хотя прекрасно знаю, что Вам незачем сейчас приезжать сюда. Хорошо, что девочки со мной, а то совсем плохо было бы.
Ну, поэтому целую крепко, крепко.
Ваша Галя.
Пишите. Непременно пишите.
1 Первая телеграмма утрачена.
2 Есенин С. О России и революции (М.: Современная Россия. 1925).
3 Мариенгоф А. Двуногие: Ироническая трагедия. М., 1925.
4 Были опубликованы в газете «Заря Востока» 7 декабря 1924 г.
5 Далее в источнике текста вырезано три строки машинописи.
6 «Сахарный немец» (1925).
7 Красная нива. 1924. № 50.
8 Издание не осуществилось.
 
9.
Москва, 25 декабря 1924 г.
Милый, дорогой Сергей Александрович.
Начала дома, не успела. Пишу с Рязанского вокзала, еду на 4 дня к Вам в Константинове. Не могу в Москве оставаться, больно скучно, а там все же Вашим духом пахнет. Мы все (Шура, Катя и я) здоровы.
Едем все трое.
От Вас получили из Батума 3 письма сразу1. Стихотворение: «Письмо к женщине»2 — я с ума сошла от него. И до сих пор брежу им — до чего хорошее оно!
За нас не беспокойтесь. С деньгами устроим все. Вообще, мы не пропадем. Живем вместе втроем на Никитской3 (я, Шура, Катя).
Живем дружно. Напишу подробнее потом—сейчас пора на поезд. Вы, очевидно, в Батуме получили одно мое письмо, а первое4 не получили, в котором я подробно все описала.
Целую Вас. Всегда Ваша Галя. 25/XII-24.
А Новый Год мы отдельно встречаем!
1 Третье письмо неизвестно.
2 Опубликовано 21 ноября 1924 г. в «Заре Востока».
3 Условное название адреса Бениславской.
4 Когда Есенин писал свои письма от 12 и 17 декабря 1924 г., он еще не получил корреспонденцию Бениславской.
 
10.
Константиново, 27 декабря 1924 г.
Константиново.
Новый дом. 27 декабря 1924 г.
Чуете, Сергей Александрович, откуда пишу? Небось и невдомек!
Ну да! Я сейчас сижу в Константинове, у Ваших в новом доме, только что пили чай, о Вас толковали.
А хорошо здесь у Вас очень. Вчера Татьяна Федоровна песни вечером пела, а мы все на печь забрались и слушали. «Эх, прощай, жисть, радость моя».
Только уж очень здесь тоска меня забрала, а Кавказ кажется таким желанным. Так хочется повидать Вас. Только в Москву не надо приезжать сейчас, скука там, болото, сплетни, слухи. И зима. О, зима ужасная — снегу не было до 20 декабря, а теперь тоненький, и это при 25° мороза. — Будь ему (морозу) неладно. Катя даже ноги отморозила, пока до Константинова доехали, — целый час оттирали снегом. Дом уже отстроен — сегодня перебрались в него совсем. Топим печь и лежанку — сейчас тихо, тепло. Мать и отец улеглись — отец на печи. Катя и Шура ушли к Воробейкиным, а я вот за письмо села.
Дом мне нравится, просторно, чист. Правда, еще не кончены сени и т. д. Вид из окна прямо на луга за Окой — выстроили против церкви.
До чего мне здесь нравится, если б Вы знали. Завтра надо возвращаться в Москву, а не хочется.
Читала я Вашим стихи. Матери очень понравилась «Русь Советская», все, говорит, так, как есть, и другие наросли, и «жись» вся.
Отцу же все Ваши последние стихи нра­вятся: «Хорошо стал писать, а раньше имажинистом понять трудно было».
Я тут окончательно за Катину сноху прослыла. Даже Ваша мать уже не дает бесславить меня: сегодня утром Катя и Шура заметили, что у меня зеленые глаза» и стали дразниться при ком-то из деревенских, ну и досталось им за это от Татьяны Федоровны.
Ну, теперь о Вашем письме.
Ошибки ужасные в книжке1, но я узнала о том, что «Круг» ее выпускает, когда она уже была готова. А сама книжка издана хорошо. И подбор стихов замечательный.
400 руб. из Армении2 я не получала, очевидно, выслали Вам по другому адресу. Если получу, сразу же перешлю Вам.
Поэмы из «Зари Востока» в понедельник перепишу и продам.
В Питер съезжу при первой возможности,
Завидую Вам безумно — тепло, малину рвали вчера, а мы тут замерзли совсем.
Ну, а когда же «Цветы» получим? Вам лень переписывать. Не стыдно! А хорошо, что Лева-то запирает и никого не пускает к Вам. За нас не беспокойтесь, живем дружно, все вместе на Никитской. Шура учится. Деньги не высылайте, устроимся сами и домой пошлем.
С собранием — у Анны Абрамовны очень болен ребенок, поэтому том немного задержался. Должно быть, на днях возьмемся за него.
От Иосифа3 Вам сердечный привет, просил передать Вам, что Ваши стихи он все знает и больше всего любит.
А Приблудного страничку разве Вы не получили? Новые его стихи слышала, но не помню.
Воронского в «Красной нови» уже нет. Там теперь «октябристы».  
Ну, пока все.
А вот как это «Екатерину крепче в кулаки жать»? — разъясните, что сие значит?
Целую Вас. Люблю.
Ваша Галя.
А «Письмо женщине» — до сих пор под этим впечатлением хожу. Перечитываю
и не могу насытиться. Посылаю так, интереса ради, последние стихи Безыменского4.
1 «Стихи (1920-24)».
2 В источнике текста — «Америки».
3 И. Эстрин.
4 Возможно, стихотворение  «Ночные встречи» (Правда. 1924. 19 декабря).
 
11.
Москва, 20 января 1925 г.
Солнышко мое, родной Сергей Александрович.
Что ж Вы? Опять спрятались? С 1 января и до 21 — ни слова. Почему? Настроение, погода или что-либо худшее? Решили помучать? Чтоб побеспокоились за Вас? Да? Не надо. И так невесело. Пишите, хоть по 2 строчки, а пишите.
У нас? С возвращением Шурки опять все по-семейному, хорошо и дружно. Опять вовремя спать ложимся и т. д. Оля (Вам, кажется, Катя писала — наша прислуга) нас к рукам прибрала, вообще она и Шурка — это 2 ежовых рукавицы для меня и Кати. У нас теперь семья целая получилась: Шура, Катя, Оля и я и еще наша соседка (Вы ее не знаете). Я и Катя ездили в Петроград. У Ионова ничего не получили, едва удалось добиться, чтобы печатал «Песнь» и «36» вместе (иначе был бы номер с Анной Абрамовной — с отделом массовой литературы). Там мы сдали в «Ковш» (журнал Серапионовцев, типа бывшей «Красной нови») стихи «Русь уходящая» и «Письмо от матери», забрали у них деньги (половину), взяли у Сахаровых Ваши вещи и уехали. А сам Ионов мне и Кате понравился. Удивительный он человек. Несмотря на его резкость — он взбешен на Вас, ведь, стихи, обещанные ему, вошли в сборник «Круга»1. Но когда увидел Катю, присмирел — видно, она ему Вас напомнила. И совсем укротился, когда я ему показала «Письмо к женщине», так тихо, тихо сказал: «Хорошее».
Мы у него сидели несколько часов и погибли было совсем — сколько там (во второй комнате) хороших книг-то!
Зол на Вас, а привет все же просил передать.
Теперь он заведует и Петроградским и Московским Госиздатом.
Ну, в Москве вот что: персидские стихи я сдала в «Красную новь» Раскольникову — к нему надо было пойти, а кроме «Персидских», ничего не было. О «Письме к женщине» здесь знают, что оно было в газете. В «Красную новь» нельзя было давать.
У Раскольникова был Либединский и Никифоров, и все трое в восторг пришли от персидских стихов. Раскольников заявил, что он Вас в каждом номере будет печатать. Колебался, не поместить ли и «к женщине», но это взял для альманаха. Вам привет от всех трех. На следующий день Раскольников написал Вам записку, посылаю ее Вам, только не теряйте Вы писем, верните мне потом, ладно? Как там вообще Ваши черновики и письма поживают? Все в целости и в порядке? В «Прожекторе» будет «Русь бесприютная»2.
Есть у нас «Метель» и «Весна», мне нравится, а Катя так испугалась «Метели», что ей не очень понравилось. А Вам лень даже прислать нам. Присылайте сразу же, вырезая из газеты, чтоб не переписывать. И все аккуратно шлите.
С деньгами мы устроены, Вам сейчас послать не сможем, как у Вас там с ними? Нужны? Если нужны, напишите, устроимся и вышлем. Мне что-то кажется, что Вам нужны. Да? Пишите прямо.
Эрлих Вам напишет о делах петроградских3. Он с нами, как отец родной, возился в Питере, водил в Госиздат, поил чаем, кормил, вообще заботился о нас. Да, у Сахарова Вам не надо жить, мещанское болото у него и вообще плохо. Мы с Катей даже ночевать не захотели у них. Сам Сашка все время в Москве. Сын у него славный — Глеб, сорванец такой. Вам привет от обоих: Глеба и Алика4. Алик Вас помнит: «Дядю Сережу? Есенина?»
Том Ваш будет издавать Богомирский5, Анна Абрамовна познакомит меня с ним. Она же сама чем-то недовольна в Вас, по-моему, это после известия о том, что Вы женились. Вообще она дурью мается, сама не знает, чего хочет.
Книжка Берлина6 в наборе. Скоро будет готова.
Домой деньги пошлем 2-го февраля.
Ну, вот пишу я все это подробно, а серд­це ноет, ведь не знаю, что с Вами, не случи­лось ли чего, и не пишется. Заставляю себя писать.
Целую любимого, родного.
Не мучьте, пишите.
Оля и то беспокоится.
Ваша Галя;
20.I.25
Читаете ли наши московские газеты? Видели ли новогодний обзор литературы Осинского7.
Речь Демьяна Бедного о пролетарской литературе?8 Если нет, то пришлю Вам.
1 Т. е. в книгу Есенин С. «Стихи (1920—24)» (М., 1924).
2 Прожектор. 1925. № 2, под редакционным заглавием «Русь беспризорная» и с купюрой строк 7—21, сделанной А. К. Воронским.
3 Письмо неизвестно.
4 Г. и А Сахаровы.
5 Описка в фамилии Богомильского.
6 «О России и революции» (1925).
7 Осинский Н. Литературный год // Правда, 1925. 1 января.
8 Правда, 1925. 15 января.
 
12.
Москва, 9 февраля 1925 г.
Солнышко мое, Сергей Александрович.
Где же письма?
Одна записка — и все.
Что Вы поделываете?
Был у нас Тарасенко, занес письмо, обещал зайти еще (торопился он куда-то) и пока не зашел.
Скоро ли уезжаете из Батума? Только все время заранее сообщайте адрес, а то вдруг понадобится, и не будем знать, куда писать. Не забывайте же нас.
Как Лев Осипович1, чего он в Батум заехал? Что он делает? Как Вы? Надоело уже сидеть-то там? А поэмы-то Вашей нет еще?2 Кончили Вы ее уже?
Сегодня я собрала материал для тома, все есть, за исключением стихов из прежних журналов, через два дня и они будут. Включать все, что найдем, или нет?
«Яр»3 включать тоже (у нас есть «Яр»)? Да, «Москву кабацкую» и «Любовь хулигана» можно поставить после «Песен Забулдыги»?4 Потом: куда остальное из отдела «После скандалов» (Ширяевцу5, Пушкину и остальные). Ну, «На родине» и «Русь Советскую» после «Исповеди»6, а прочие куда лучше? Почему Вы хотите «Иорданскую голубицу» после «Инонии», а не туда, к «Отчарь» и пр.?
Хотя бы об этом напишите, ведь Вам же интересно это издание. Потом: надо ли пре­дисловие к нему? А то ведь там «божественных» слов много.
Редакцию менять по берлинскому тому я не буду, лучше дать такими, какими они были, хорошо?
С Вардиным говорила насчет поэмы, без нее ничего не выйдет7. Шлите скорее.
Ну вот — пока все.
Слушайте, родной Сергей Александрович, — не скупитесь на письма.
Крепко люблю и целую.
Галя.
9/II.
Только что звонил Тарасенко — вспомнил, что надо из Питера привезти Ваши вещи и шубу. Разве Вы не получили моего письма — мы ведь ездили и привезли все.
Только денег у Ионова не получили.
Ну, а Вы себя берегите там.
Соскучилась я без Вас очень.
1 Л. О. Повицкий.
2 «Анна Снегина».
3 Повесть Есенина.
4 Названия разделов предполагаемого тома из­бранных произведений поэта. Намерение издать его в таком виде не осуществилось.
5 «Мы теперь уходим понемногу...»
6 «Исповедь хулигана».
7 Т. е. без предоставления текста «Анны Снегиной» в «Красную новь».
 
13.
Москва, 4 мая 1925 г.
Сергей дорогой, поберегите же Вы себя. У Вас плеврит, кровь, а Вы лечитесь?
И, вероятно, больным собираетесь в Пер­сию.
С кем и как?
Узнайте сначала, не вредно ли Вам туда. Не делайте глупостей. Я тоже далёко от Вас, и мне Вас убедить еще труднее.
Но все же: если есть в этом мире что-нибудь дорогое Вам — ради этого поберегите, не мучайте себя.
На днях Флеровский едет в Персию (через 2—3 дня), подождите его. Сергунь родной, если решите ехать — подождите, поедете вместе с ним, ведь он к Вам очень хорошо1 и с ним интереснее будет. Через день узнаю, верно ли он едет, и сообщу Вам телеграммой.
Ну, а деньги Вам выслали сразу, как получили. Все это только сейчас, так как мы ведь на Пасху были в Константинове. Письмо нашли здесь уже после праздников. Боялись, что опоздали, но, узнав о Флеровском, решили, что все к лучшему...2 Анна Абрамовна в Тифлисе, еще перед Пасхой уехала. Я, Катя и Шура поехали на вокзал провожать ее, притащили ей цветов, а для Вас книги, но так как она перепутала номер вагона — мы ее не нашли и только после отхода поезда встретили Анну Ивановну3 на вокзале и узнали, что Абрамовна уже катит в Тифлис.
Напишите, кстати, посылать ли книги (разве в Баку их нет?) и какие: переводную литературу, нашу ли за последнее время, стихи, прозу?
Скоро выйдет книжка с Персидскими мотивами — под названием «Рябиновый костер». Уж не о ней ли Вы телеграфировали, чтобы задержать и пр.?
Как же Вам не стыдно — разве можно давать такие телеграммы?
При всем старании из нее ничего нельзя понять. Так и не понимаю до сих пор. Поясните — зачем задержать? И что «как Вы говорили»?
Отчего Вы нам ни слова? Что у Вас? Мне Вы писали — жаба, а теперь я узнала — плеврит. Напишите, неужели Вы не понимаете, как тяжело ничего не знать, что с Вами? или это нарочно? За что? Ничего за собой не чувствую.
Ну, целую Вас. Всегда Ваша и всегда люблю Вас.
Галя.
4/V-25.
Моя просьба к Вам: не говорите ни с кем обо мне — ни хорошего, ни плохого, никак не говорите.
Я-то сама знаю все, но чтобы не приходилось с дураками разговаривать, отмахиваться от них. И потом это для Вас же не надо.
А мне просто — чтоб мусору не было.
Есть ли я, или нет меня, и какая я — Вы это знаете, а остальным не надо. Хорошо?
4 мая 1925 г.
Только что Берлин принес Вашу книжку4. Я была взбешена на него. Дурак, ведь я говорила ему, что «О России» можно, но при чем в этом подборе стихов революция?
Еще больше удивилась, когда узнала, что это сделано с Вашего согласия. Он говорит, что текст обложки Вы видели и написали на корректуре «печатать».
Теперь он предлагает такую вещь: на этой обложке написать «выпуск первый» — о революции, мол, во втором будет. При этом если мы хотим, предлагает выпустить второй («Русь советская», «На родине», «Песнь о великом походе» и пр.). Я думаю согласиться на это. Если же Вы почему-либо против второго выпуска — телеграфируйте, тогда переменим обложку, или Вы сознательно согласились на название «О России и революции»? В этом случае тоже телеграфируйте, а подробности напишите, не откладывая, письмом.
Книгу «Рябиновый костер» всю посвятить Чагину? Верно? А зачем ее задерживать? Хо тите до осени оставить? Жду ответа на все вопросы. Галя.
1 В машинописи допущен пропуск, очевидно, слова «относится».
2 Далее в источнике текста вырезано две с лишним строки.
3 А. И. Сухарева.
4 «О России и революции».

 

Добавить комментарий

Комментарии проходят предварительную модерацию и появляются на сайте не моментально, а некоторое время спустя. Поэтому не отправляйте, пожалуйста, комментарии несколько раз подряд.
Комментарии, не имеющие прямого отношения к теме статьи, содержащие оскорбительные слова, ненормативную лексику или малейший намек на разжигание социальной, религиозной или национальной розни, а также просто бессмысленные, ПУБЛИКОВАТЬСЯ НЕ БУДУТ.


Защитный код
Обновить

Новые материалы

Яндекс цитирования
Rambler's Top100 Яндекс.Метрика