ИВНЕВ Рюрик. Таинственная история Василия Есенина

PostDateIcon 30.11.2005 00:00  |  Печать
Рейтинг:   / 1
ПлохоОтлично 
Просмотров: 20861

Рюрик Ивнев

ТАИНСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ ВАСИЛИЯ ЕСЕНИНА

Это было весной 1944 года в Тбилиси, где я тогда жил, на улице Энгельса в доме № 6... Однажды утром ко мне прибегает запыхавшаяся курьерша Союза и говорит: «Товарищ Ивнев, Симон Чиковани очень просит вас скорее прийти. Приехал какой-то Есенин, хочет вас видеть».

— Какой Есенин? — изумился я.

Любопытству моему не было предела. По дороге я на­чал расспрашивать спутницу, какой это может быть Есе­нин… Но я ничего не мог добиться от нее, кроме того, что приезжий — молодой, приятный на вид, но сильно хромает на одну ногу, ходит, однако, без палки.

Наконец мы входим в огромный вестибюль старинного особняка, принадлежавшего когда-то тбилисскому миллионеру, со времен которого остались великолепная мебель и знаменитое чучело большого медведя, которому я однажды по близорукости поклонился, приняв его за писателя Шалву Дадиани…

Симон Чиковани был взволнован и несколько растерян. Не успел я прийти в себя, как вдруг на шею ко мне бросается молодой человек, слегка похожий на Есенина, и обнимает. Если бы при этой сцене присутствовал какой-нибудь бойкий корреспондент, он, вероятно, озаглавил бы свою заметку так: «Встреча сына Есенина со старым другом его отца».

Когда кончились поцелуи и объятия и Василий заговорил, я был изумлен тембром его голоса, удивительно напоминавшим есенинский. И тут же узнал подробности его приезда в Тбилиси. Он прибыл из одной среднеазиатской республики (какой точно, не помню), где окончил педагогический институт. Было ему 22 года. В первые часы встречи все разговоры были только о том, как бы получше его устроить в гостеприимной Грузии. А когда Василий начал наизусть читать с большим мастерством и тактом не только лирические стихи отца, но и его поэмы, не запнувшись ни разу, все поняли, что в Тбилиси приехал не просто сын поэта, но и прекрасный чтец его стихов.

Возник план устройства большого вечера поэзии Сергея Есенина в исполнении его сына Василия. В Тбилиси в то время жил мой большой друг Давид Арсенишвили (будущий директор Музея имени Андрея Рублева в Москве), брат известного грузинского критика Алико Арсенишвили, скончавшегося в тридцатые годы. Необычайно талантливый, всесторонне образованный, энергичный, остроумный, на редкость отзывчивый и доброжелательный Датико, как все его называли, сразу, не дожидаясь «казенной помощи», взял судьбу приезжего в свои руки. Датико приютил гостя, взял его на свое иждивение, одел с ног до головы и решил, что, прежде чем устраивать большой вечер Есенина, необходимо провести его генеральную репетицию не в столице Грузии, а где-нибудь поблизости. Я тоже принимал участие в его подготовке. Программа была такая:

1. Д. Арсенишвили читает доклад о творчестве С. Есенина.

2. Сын поэта Василий читает стихи и поэмы отца.

3. Рюрик Ивнев делится воспоминаниями о Сергее Есенине.

Афиша гласила: «Вечер сына Сергея Есенина Василия Есенина». Хотя Василий приехал в Тбилиси уже вполне готовым чтецом, Датико настоял, чтобы он несколько раз прорепетировал свое чтение в нашем присутствии. Василий читал стихи отца охотно, совершенно не уставая, с каким-то особенным воодушевлением, доходящим до самозабвения.

Наконец все было готово к выступлению. Мы выбрали следующий маршрут: Сталинири(Ныне Цхинвали — столица Южной Осетии), Гори, Батуми. Успех превзошел все наши ожидания. Василий Есенин, не учившийся декламаторскому мастерству, читал стихи, как настоящий заправский чтец. Он без устали выступал по два раза в день, а в Батуме побил рекорд, выступив три раза. Публика принимала его восторженно. Эти горячие встречи показали, что Есенина любят и ценят не только в России, но и в Грузии… Триумфальная поездка закончилась. Мы вернулись в Тбилиси. Провинциальные города были покорены. Теперь, казалось, наступила очередь столицы… Однако большой вечер Есенина, к которому так тщательно готовились, не состоялся. Не помню, что помешало нам устроить его: отношение к Василию тбилисской общественности было более чем благожелательное. Могу догадываться, что отчасти этому помешало его поведение.

Я забыл упомянуть, что сначала он хотел на афише вместо Василия называться придуманным им самим именем Людмил. Не знаю, чем он руководствовался при выборе этого нелепого псевдонима, помню только, что Датико Арсенишвили и мне стоило больших трудов отговорить его от этого и поставить на афишу настоящее имя. Поведение Василия начало вызывать опасение, что он не сможет серьезно заняться совершенствованием своего врожденного таланта чтеца. Огромный успех вскружил ему голову. Записки влюбленных девиц, приглашения, легкомысленное отношение к своему таланту, отсутствие элементарной воли — все это начинало ярко проявляться. Датико и я с грустью наблюдали за этими признаками богемных наслоений. Это было досадно, потому что Василий был хорошим и добрым человеком. Вскоре после приезда в Тбилиси он сознался, что тоже пишет стихи. И прочел несколько своих опусов.

Мы сказали ему откровенно, что если никому не подобает опубликовывать слабые стихи, то сыну Есенина делать это тем более не следует. Он не обиделся и согласился.

Василий продолжал бывать у меня на улице Энгельса. Мы много беседовали. У него были приличное образование, начитанность, чувство юмора, такт. Потом он неожиданно уехал в Краснодар к какому-то другу. У меня сохранились две его открытки, присланные оттуда. Так Василий навсегда исчез. Меня изумило его письмо, до смешного напоминавшее бисерный почерк Сергея Есенина. А наружностью он походил больше на своего деда Титова. Когда я думаю об этом молодом человеке, которого я не имею права называть сыном Есенина, так как у меня нет на это юридических доказательств, хотя я уверен, что он действительно сын Сергея, вспоминаю эпизод, рассказанный мне Евдоксией Федоровной Никитиной. Как-то в разговоре я упомянул о встрече с Василием Есениным в Тбилиси. Евдоксия Федоровна заин­тересовалась точными датами. Я спросил, почему ее это так интересует. Она ответила:

— Потому что артистка Раневская рассказывала мне о встрече с сыном Есенина в вагоне поезда на одной из станций Закавказской железной дороги.

Я заинтересовался этим и попросил рассказать подробно, что говорила актриса. И услышал следующее:

— В наш вагон во время стоянки поезда, — рассказывала Раневская, — вошел молодой человек. Как только я на него взглянула, то почувствовала, что глаза мои застилаются туманом: что это — сон наяву или действительность? Ведь это живой Сергей Есенин. Очевидно, молодой человек обратил внимание на мое изумление, он остановился передо мной и, улыбаясь, спросил:

— Что вы на меня так смотрите? Я пришла в себя и ответила:

— Да ведь вы вылитый портрет Сергея Есенина.

— А я Есенин и есть, — ответил молодой человек — я его сын.

Состоялся импровизированный вечер поэзии Сергея Есенина.

К сожалению, дальнейшие подробности Евдоксия Федоровна не помнила.

Мы условились, что она пригласит Раневскую и попросит ее при мне рассказать об этой встрече. Имя его Евдоксия Федоровна не помнила, но для меня было ясно, что речь идет о Василии. Но, как это часто бывает в жизни, что-то помешало ей состояться, не то болезнь Раневской, не то моя очередная поездка. И у меня теперь тлеет надежда, что когда-нибудь все это прояснится.

В 1962 году я после долгого перерыва посетил Южную Осетию. В ее столице, городе Цхинвали, увидел заслуженного деятеля искусств ГрССР Хетагурова, с которым был знаком давно. Он большой поклонник стихов Сергея Есенина и встречался с ним лично в Тбилиси. В разговоре выяснилось, что он знал и Василия Есенина, очевидно, познакомил­ся с ним во время наших гастролей в Сталинири в 1944 году. Хетагуров выразил глубокое убеждение, что Василий безусловно сын Сергея Есенина. Я попросил его написать свои воспоминания об этом. Он исполнил мою просьбу, и ныне они хранятся в филиале Литературного музея у Е.Ф. Никитиной.

Вспоминая свои встречи с Василием, я думаю о том, как же случилось, что я не узнал подробностей его жизни. Возможно, когда он приехал в Тбилиси, я счел неудобным расспрашивать его, ибо это могло показаться признаком недоверия. Очевидно, ему приходилось сталкиваться и с этим.

Я не сомневался, что он сын Сергея. К тому же я видел его паспорт, во время нашей гастрольной поездки мне часто приходилось держать его в руках и сдавать в гостиницах администрации.

Датико Арсенишвили мне рассказывал, что Василий не мог видеть ни отца, ни матери, так как помнит себя с момента нахождения в детских яслях, где его записали Василием Есениным, очевидно, имея на это какие-то основания. Допытываться у сироты, как это произошло и почему он там оказался, было, по-моему, бестактно. С другой стороны, естественно и то, что раз появляется сын Сергея Есенина, то многие заинтересуются, кто же его мать. На этот вопрос ответить может только администрация яслей, в которых был младенец. А то, что он был кем-то сдан, а не найден где-нибудь в подъезде дома, ясно из того, что он записан как сын Сергея Есенина.

Повторяю: никаких других доказательств, кроме паспорта на имя Василия Сергеевича Есенина, нет. Когда-нибудь все выяснится окончательно, но ждать этого момента я не могу, принимая во внимание свой преклонный возраст, и потому факты, связанные с появлением Василия Есенина, считаю своим долгом изложить так подробно.

Social Like