Поиск по сайту

Наша кнопка

Счетчик посещений

58848067
Сегодня
Вчера
На этой неделе
На прошлой неделе
В этом месяце
В прошлом месяце
41137
39415
171034
56530344
901889
1020655

Сегодня: Март 28, 2024




Уважаемые друзья!
На Change.org создана петиция президенту РФ В.В. Путину
об открытии архивной информации о гибели С. Есенина

Призываем всех принять участие в этой акции и поставить свою подпись
ПЕТИЦИЯ

МИЛОНОВА Н. Воспоминания (О Иване Приблудном)

PostDateIcon 21.06.2010 11:58  |  Печать
Рейтинг:   / 2
ПлохоОтлично 
Просмотров: 12425

 

15

Понемногу возобновились связи Ивана с журналами. В газете «Известия» было напечатано «Письмо в Донбасс». Стал он более оседлым, меньше проводил время в злачных местах, вроде ресторана «Дома Герцена», но вместе с тем обрастал каким-то грузом новых знакомств из низшей части богемы, с теми, кто дежурит у касс в дни выплаты литературных гонораров в надежде, что поймается кто-нибудь, кто пожелает обмыть получку. Со мной он их не знакомил, но их присутствие я часто чувствовала. Однажды одного такого «друга» он привел ночевать в свою комнату, а наутро не обнаружил ни «друга» ни пальто (которое он только что впервые в своей жизни приобрел), ни шапки — единственного его движимого имущества. Хорошо, что «друг» хотя штаны оставил.
В это время я заметила, что алкоголь начинает обретать власть над Иваном. Пьяным он мне не показывался, но, если бывало не находилось денег на кружку пива, он метался, приходил в отчаяние. Это было грозное предупреждение.
Много, много лет спустя Чухновский рассказал мне, что однажды в каком-то публичном месте — в театре ли, может быть в Доме печати, Горький, оказавшийся рядом с Борисом Григорьевичем, спросил, как бы задавая вопрос себе, глядя на проходившего мимо Ивана: «Сопьется?» Чухновский развел руками.
Возникали у Ивана и летучие связи-увлечения. То это был драматург Соловьев, автор пьесы «Великий государь», я с ним так и не успела познакомиться, то Аркадий Гайдар, увы, в период запоя. С ним однажды Иван заехал за мной к моей приятельнице и они отвезли меня на такси домой. Аркадий Гайдар был совершенно пьян, лепетал что-то нечленораздельное; был весь опухший. «Какое у него большое лицо», — подумала я. От Ивана тоже попахивало. Прощаясь со мной около моего дома, Гайдар протянул мне книгу — это была его повесть «Школа» в отдельном издании. Иван убеждал меня не судить Гайдара строго. Он очень, очень хороший человек, но в ранней юности «душой надорвался». Гайдар делился с Иваном, что ему, 15-летнему мальчишке во время гражданской войны в армии поручали расстреливать пленных врагов. Он говорил, что именно это довело его до нервного заболевания. В печати говорилось, что это результат контузии. Я высоко ставлю гражданскую смелость Гайдара, написавшего в страшные 1937-1939 годы «Судьбу барабанщика».
Из Ленинграда приехал Борис Корнилов. Только о нем и было разговоров. По приглашению Корнилова мы с Иваном пошли к нему в гости в гостиницу «Балчуг». С ним приехала его жена Люся. Маленькая, тоненькая, темноволосая, очень миловидная. Она привезла с собой своих друзей — двух белых мышек. Мышки бегали по кровати, по рукам Люси, по груди, по шее, она смеялась, ложилась на кровать, давала мышкам бегать по лицу, предлагала мне взять их в руки. Мне мышки не понравились и я не могла взять с Люсей нужный тон, просто не знала, как себя держать. Корнилов — круглоголовый приземистый крепыш, возбужденный, но не от слабости, а от избытка жизненных сил, рассказывал о своей переписке с Роменом Ролланом. Все смеялись, что слово «Париж», по-французски «Paris», по-русски читается как «Рачис». Читал свои стихи, очень хорошие стихи. Особенно мне понравилось стихотворение, посвященное Мейерхольду, о соловье и соловьихе. От Корнилова на память осталась детская книжка о медведе. Все книги с авторскими надписями пропали у меня во время обыска, проще — были конфискованы.
Когда Иван познакомился с Павлом Васильевым — не могу сказать. Я с ним так и не познакомилась. Дружба с Васильевым относится уже к последнему периоду жизни Ивана, когда он уже начал терять власть над собой. Я раздражалась, слыша о его встречах с Васильевым, я считала, что он вовлекает Ивана в пьяные скандалы. То же в отношении Ивана, думала и жена Васильева.
Однажды Васильев учинил антисемитский скандал, оскорбив Джека Альтаузена. Иван был с ним, и, слава богу, пытался его удержать (Иван ни даже в малой степени антисемитом не был, но случалось, что у некоторых евреев мужчин, правда, немногих, он вызывал острое недоброжелательство), но безрезультатно. За это Васильев был судим, отбывал год наказания на работах какого-то московского водохранилища. Иван сочувствовал ему и даже передавал ему для работы какие-то свои старые брюки. Не могу сказать точно в каком году это было. Был случай, когда Васильев позвонил мне по телефону из ресторана. Иван получил где-то большой гонорар, и Васильев убеждал меня, если я хочу хотя что-нибудь сохранить из этих денег, приехать скорей и увести Ивана. Выволакивать пьяного мужа под смех его собутыльников из кабака я не поехала. От денег, конечно, ничего не осталось.
Таковы были взаимоотношения Ивана с Васильевым, с моего угла зрения. Они вызывали мое осуждение, что отразилось даже на моем восприятии творчества Васильева — оно меня не трогает.
Наверное в архивах Союза писателей есть сведения, в каком году и какого числа разбиралось заявление Ивана о приеме его в члены Союза писателей. Глубокой ночью, в темноте, шепотом Иван рассказывал мне, как издевательски разбирали его стихотворение «Россия», как Ставский, тогда секретарь Союза писателей, «по-дружески» советовал Ивану бросить писать, а приобрести хорошую рабочую профессию, например, почему бы ему не стать шофером. Сам Ставский был по профессии шофер. В приеме в члены Союза писателей Ивану отказали.
Я утешала его, как умела. Напоминала ему, как относились к его дарованию Есенин, Брюсов, Луначарский, да и Горький тоже. Что касается «России», приводила в пример Немирович-Данченко, Качалова, Москвина и других ветеранов Художественного театра, публично, перед всеми зрителями Большого зала Консерватории благодаривших его за это стихотворение. Напоминала письмо сельского учителя, кажется, из Сибири, присланное ему в адрес редакции, пророчившего его творчеству большую будущность, и заключавшего письмо стихами, которые заканчивались строчками: «Спасибо старый, мудрый дед, что вырастил такого внука». «Ты же знаешь, — говорила я ему, — как горячо тебя принимает аудитория, это же лучший показатель, что стихи твои нужны людям». Говорила, что не надо пасовать перед временным течением, что такие затруднения в то время переживал не только он один. Напомнила, что еще несколько лет назад Вячеслав Павлович Полонский, ректор нашего института после смерти Брюсова, когда он пожаловался ему на то, что его не так приветливо встречают в журналах и на выступлениях, как раньше, посоветовал ему на время «замолчать» и «писать в письменный стол». А для заработка пока устроиться на работу и, лучше всего, на завод. Даже дал ему рекомендательное письмо, кажется, на строившийся «Шарикоподшипник». «Вот, и пиши пока в письменный стол…» — уговаривала я его. «Не могу», — отвечал он. «Я не могу писать, не зная, для кого я пишу. Я не могу писать, не видя напечатанным того, что я написал. Не могу писать, не слыша, как реагирует зал, слушатели на то, что я прочел».

Добавить комментарий

Комментарии проходят предварительную модерацию и появляются на сайте не моментально, а некоторое время спустя. Поэтому не отправляйте, пожалуйста, комментарии несколько раз подряд.
Комментарии, не имеющие прямого отношения к теме статьи, содержащие оскорбительные слова, ненормативную лексику или малейший намек на разжигание социальной, религиозной или национальной розни, а также просто бессмысленные, ПУБЛИКОВАТЬСЯ НЕ БУДУТ.


Защитный код
Обновить

Новые материалы

Яндекс цитирования
Rambler's Top100 Яндекс.Метрика