Поиск по сайту

Наша кнопка

Счетчик посещений

58832712
Сегодня
Вчера
На этой неделе
На прошлой неделе
В этом месяце
В прошлом месяце
25782
39415
155679
56530344
886534
1020655

Сегодня: Март 28, 2024




Уважаемые друзья!
На Change.org создана петиция президенту РФ В.В. Путину
об открытии архивной информации о гибели С. Есенина

Призываем всех принять участие в этой акции и поставить свою подпись
ПЕТИЦИЯ

ВАРШАМ Ю. Незакатная звезда

PostDateIcon 26.06.2012 12:17  |  Печать
Рейтинг:   / 2
ПлохоОтлично 
Просмотров: 8004

Юлия ВАРШАМ

НЕЗАКАТНАЯ ЗВЕЗДА

В те годы (это было начало века) некоторые томимые мистическими идеями теоретики призывали к постижению бестелесной красоты, к службе готической, к болезненно изогнутой арке, к ангельской душе святых грешниц, лик которых является лишь среди звезд, и отвергали реализм как «простое ретуширование действительности», где отсутствует духовное начало. Энергичный, юный, живой среди этих певцов отрешенной неземной красоты, Есенин трудно вставляется в ряд представителей какого-либо модного направления, театрально-литературной школы, средневековой традиции, он, по сути, чужероден был и акмеизму. Сам по себе явление уникальное, это был художник русского вызывающего дарования, ярчайшая страстная натура, истинный сын своего противоречивого времени.

Не нужно искать в поэте сахар с солью, ужас жизни, павлина в голове, нужно искать в нем поэтическую правду бытия, колдовское очарование неподслащенной красотой, за короткую жизнь так неповторимо выявленные им. Но Есенин прошел и через умствующее уродство неустанных в своей нечестивости критиков, зло воображающих национального гения в кабацком дыму в разорванной на груди рубашке, с криком «Эх, ты гой еси!» в порыве языческого анархизма и патриархального экстаза отрицающего революционный город, до которого он якобы не дошел, не дорос… Нет, город и революция не были для него «запечатанной дверью» на околице деревни. Обладая европейской культурой, познав и деревню, и город, он бесстрашно стоял на всех ветрах послереволюционной поры, дыша радостным воздухом свободы. В нем неистово горели, обжигая, страстные, порой взрывные чувства, не сдержанные благоразумием расчета, его терзало, задавало неуспокоенные вопросы главное в жизни, что всегда мучило думающего русского интеллигента: «Кто я?», «Что есть человек?» — вопросы, которые Циолковский считал совершенно необходимыми в попытке познания смысла жизни.

Он, Есенин, так же как и Блок, был убежден, что России суждено идти не по пути европейско-американскому, а по своему, не похожему ни на один известный путь. Он убежден был и в том, что культура — это не только движение вперед, но это и движение к истокам, а без знания русской деревни узнать Россию вообще нельзя. И есть единство родины и судьбы каждого незаурядного поэта.

Дух его борется, мечется в поисках и растет Поэзия ткется из реальности при благословенной помощи искренности и волшебства слов. В то же время чувственность Есенина, его ранимая нежная душа, как ни у кого обнаженная, открытая страстность чрезвычайно далеки от растроганно-женственной романтичности энергия мужественной силы присутствует в его поэзии везде. Никому не уйти из-под очаровывающей власти его таланта.

Наверное, почти нет ни одного современного поэта, кого не осветил бы зеленый луч звезды Есенина, которая кристально сияет, горит над полями, над лесами, над водами России. Поистине непотухающая, незакатная звезда. 

Гений — всегда народен.
Александр Блок 

Гениальный поэт…

Его романтически-легендарная и реально-земная жизнь — всегда напряженно-драматична, контрастно-противоречива, всегда — чудо!

Сердце гениального поэта испытывает воистину «космические» эмоциональные, нравственные перегрузки. На совесть его неодолимо ложатся тревоги, заботы Отчизны, людские слезы и печаль, светлые и радостные мгновения счастья народного. Жизнь его — пророческий духовный подвиг.

Что делать! Пока такой поэт рядом с нами, далеко не всегда сознаем мы, его современники, эту истину Лишь со временем открывается она сполна нашим потомкам, во всем ее историческом значении и величии. Так когда-то было с гениальным Пушкиным, Лермонтовым, Некрасовым; так позднее случилось с великим Блоком и Маяковским; так было с Есениным… «…С каждым годом все больше и больше вырисовывается лицо культуры советской России, пролетарской России. И последний символист, Есенин, довольно скоро утратит свою популярность, хотя творчество его останется навсегда свидетельством о психическом складе людей отмершей культуры».

«Он хотел быть вместе с революцией, но не сумел. Он не пошел в ногу с жизнью — и жизнь ушла от него. И он погиб». «…Есенин… по характеру своего творчества в его существенном — типичный представитель буржуазного и мелкобуржуазного упаднического индивидуализма».

«Есенин, как поэт, жил и умер в Москве кабацкой» «Есенин, поэт самоубийства…»

«…Внутренняя жизнь Есенина в последние годы была только дорогой к смерти».

В этой оголтелой «анафеме» Есенину «перстом указующим» для вульгарно-социологической критики 20-х годов и позднее стали: с одной стороны, печальной памяти бухаринские «Злые заметки», а с другой — выступление Троцкого, «сочувственно» «оплакивающего» Есенина после смерти, как поэта, который был «несроден революции», отсюда — неизбежность его гибели! Нам довелось и ранее не однажды говорить и писать о бухаринских «Злых заметках», а также троцкистской «концепции» гибели Есенина в своих книгах и статьях о Есенине, преодолевая при этом цензурные «преграды», существующие в ту пору.

Ныне, в пору гласности, стало возможным сказать об этом во весь голос. Побуждало к этому не только стремление полнее, объективнее приблизиться к исторической правде, касающейся судьбы великого поэта России, но и то очевидное, тревожное обстоятельство: когда под флагом гласности и перестройки кое-кто явно стал впадать из одной крайности в другую. При этом нашлись и такие «отчаянно-смелые» «перестройщики», которые были готовы и даже пытались «заменить», казалось бы, неподвластные времени вершины русской поэзии Пушкина, Блока, Маяковского, Есенина другими именами и «вершинами». Вопреки тому, что история давно уже сказала свое непререкаемое объективное слово о величайших поэтах России.

Вернемся в двадцатые годы…

Статья Троцкого «Памяти Сергея Есенина» была опубликована в «Правде» 19 января 1926 года. При «сочувственной» интонации и «красивости» стиля главная мысль выражена в ней с убийственной откровенностью: «…Есенин, «не от мира сего». Он не поэт революции… Поэт погиб потому, что был несроден революции… К смерти Есенин тянулся почти с первых годов творчества…» Сколько раз на протяжении десятилетий, вплоть до недавнего времени, на все «лады», в самых различных аспектах проявлялась эта троцкистская «версия» в работах о Есенине, без ссылки на «первоисточник».

Что касается «Злых заметок» Н. И. Бухарина, то их впервые также, к сожалению, напечатала «Правда» 12 января 1927 года, ровно через год после выступления Троцкого. В том же году «Злые заметки» вышли отдельной брошюрой. Трудно представить, что речь в них идет о гениальном, подлинно народном поэте России, каким был и останется навсегда Сергей Есенин.

«Говорят нам: крестьянский поэт переходной эпохи, трагически погибший из-за своей неприспособленности. Не совсем так, милые друзья! — рассуждает, без тени сомнения, автор «Злых заметок». — Крестьяне бывают разные. Есенинская поэзия по существу своему есть мужичок, наполовину превратившийся в «ухаря-купца», в лаковых сапожках, с шелковым шнурочком на вышитой рубахе, «ухарь» припадает сегодня к ножке «Государыни», завтра лижет икону, послезавтра мажет нос горчицей половому в трактире, а потом «душевно» сокрушается, плачет, готов обнять кобеля и внести вклад в Троицко-Сергиевскую лавру «на помин души». Он даже может повеситься на чердаке от внутренней душевной пустоты. «Милая», «знакомая», «истинно-русская» картина!» И далее: «Идейно Есенин представляет самые отрицательные черты русской деревни и так называемого «национального характера»: мордобой, внутреннюю величайшую недисциплинированность, обожествление самых отсталых форм общественной жизни вообще».

Буквально выдавив из себя, ради «объективности», что «есенинский стих звучит нередко, как серебряный ручей», — Н. И. Бухарин с завидной «настойчивостью» и «принципиальностью» продолжает: «И все-таки в целом есенинщина — это отвратительная напудренная и нагло раскрашенная российская матерщина, обильно смоченная пьяными слезами и оттого еще более гнусная». Н. И. Бухарин «пророчески» вещает, что «советские устремления… оказались совсем не по плечу Есенину, всеми своими эмоциональными корнями сосавшему совсем другие соки из окружающей жизни».

По разумению Бухарина, эти «другие соки» — «наше рабское историческое прошлое, еще живущее в нас». Оно-то и «воспевается, возвеличивается, ставится на пьедестал лихой и в то же время пьяно рыдающей поэзией Есенина и его многочисленных подражателей и подражательниц».

«Злые заметки» сделали свое непоправимое черное дело. С «легкой руки» их автора, под «флагом» «борьбы» с «есенинщиной», стихи Есенина фактически были на десятилетия отторгнуты от народа. Не будем забывать, что Н. И. Бухарин в те годы был одним из руководящих деятелей партии и Советского государства, членом Политбюро и главным редактором «Правды». Через какие же воистину черные критические очки надо было смотреть на жизнь поэта, его творчество, чтобы писать подобное, выше цитируемое, об авторе «Анны Снегиной», «Песни о великом походе», «Поэмы о 36», «Баллады о двадцати шести», «Руси советской», «Возвращения на родину», «Пугачева», «Письма к женщине», «Капитана земли», «Ленина», «Персидских мотивов», «Письма к матери»!..

Сегодня трудно все это представить. Кажется невероятным. Но что было, то было… И не только в далекие двадцатые годы — куда значительно позднее. Справедливости ради подчеркнем, что после смерти Есенина раздавались и полярно-противоположные суждения: «Погиб величайший поэт… Его поэзия есть как бы разбрасывание обеими пригоршнями сокровищ его души», — писал в те дни Алексей Толстой. «Мы потеряли великого русского поэта», — скажет потрясенный смертью Есенина Максим Горький.

Гениальные художники всегда великие гуманисты. Как негасимый огонь, проносят они через века свою неколебимую любовь и веру в человека, в то, что будущее его светло и прекрасно. По своей творческой сути, по своим убеждениям и идеям они, великие мыслители и революционеры духа, постоянно и настойчиво вслушиваются в биение народного сердца, в могучее дыхание Родины, чутко улавливая раскаты новых революционных бурь и потрясений. Это рождает их бессмертие…

Ныне становится особенно очевидно, что Есенин в «суровые, грозные годы» революционного преображения его Родины, находясь в постоянных тревожных раздумьях о будущем полевой Руси, о том, «куда несет нас рок событий», был предельно обеспокоен завтрашним днем всего Человечества. Есенину из своего знаменитого села Константинова, как когда-то Льву Толстому из Ясной Поляны, зримо открывался и проглядывался до самых дальних далей весь современный окружающий его мир, в вечном борении человеческих страстей, непримиримости добра и зла, света и тьмы, богатства и нищеты; мир, охваченный революционной октябрьской бурей.
Есенин пророчески стремится заглянуть в будущее Человечества. «Пространство будет побеждено», и в свой творческий рисунок мира люди, как в инженерный план, вдунут осязаемые грани строительства. Воздушные рифы глазам воздушных корабельщиков будут видимы так же, как рифы водные. Всюду будто расставлены вехи для безопасного плавания, и человечество будет перекликаться с земли не только с близкими ему по планетам спутниками, а со всем миром в его необъятности».

Сказано это было в… 1918 году.

Чем больше размышляешь о космизме Есенина, его поэзии, тем больше поражаешься ее вселенской глобальности, которая органически слита в есенинских стихах с предельным реализмом земной романтики. Вспомним хотя бы такие ранние стихи поэта, как «Звезды», «Голубень» и особенно стихотворение «Там, где вечно дремлет тайна…», написанное Есениным в 1916 году. А вторая, «космическая» часть поэмы «Русь»: «Понакаркали черные вороны…» Я уже не говорю о сплошь вселенских космических стихах и поэмах Есенина первых лет революции — «Отчаре», «Преображении», «Иорданской голубице», «Инонии», «Пантократоре», «Небесном барабанщике». В них поэт как бы на «ты» со всей Вселенной.

И так — на всю жизнь. Чего стоит только одна поэма «Цветы». «Это философская вещь» — так определил ее суть Есенин. Заметив, что, прежде чем ее читать, «нужно… подумать о звездах, о том, что ты такое в пространстве и т. д., тогда она будет понятна».

Человек — дивное творение природы, прекрасный, неповторимый цветок живой жизни, единственный во всей Вселенной, и вместе с тем необъятная Вселенная своей души. В поэме «Цветы» Есенин сумел обо всем это сказать по-своему, в высшей степени художественно-впечатляюще и самобытно.

«Человек и Вселенная» — вечная тема, которая в современной поэзии по-настоящему только «проклевывается». У Есенина, по сути дела, в его стихах она была одной из главенствующих. Ради истины заметим: достойно, по-есенински она звучит в наши дни в стихах выдающегося русского поэта Василия Федорова, особенно в его поэме «Седьмое небо». Что же касается самого Есенина, то он на связь человека с миром Вселенной посмотрел как бы из будущего… из XXI века, когда человечество «будет перекликаться… со всем миром в его необъятности» 

* * * 

Да! Время работает на Есенина.

Ныне мы справедливо говорим о Сергее Есенине как гениальном поэте XX века. Наибольшее количество «белых пятен» долгое время было связано с «деревенским детством» и юностью Есенина в родном рязанском крае. Из тридцати лет жизни поэта первые семнадцать прошли здесь! Однако так случилось, что вплоть до середины пятидесятых годов мы, к сожалению, очень мало знали правды о становлении Есенина как личности, особенно в юности, о раннем пробуждении его «творческих дум», о народных, глубинных истоках его поэзии. Многие вопросы, касающиеся судьбы поэта в отрочестве и в юношеские годы, по существу, оставались без ответа. Но когда читаешь и перечитываешь Есенина, включая его ранние стихи, где все — правда, озаренная и печальная, все — жизнь, радостная и трагическая, поэмы и стихи, в которых предельно обнажена исповедальная душа художника, — все очевиднее становится их кричащая несовместимость с различного рода «романами без вранья». Трудно, а вернее, почти невозможно понять до конца поэта, движение его души, рождение его стихов, наконец, его судьбу, не побывав хотя бы раз на той священной земле, откуда берет начало его жизнь, его приход в мир, земле, которая с первых сознательных его шагов и до смерти будет наполнять его сердце неугасимой любовью к Отечеству. Сколько людей ради желанной «встречи» с поэтом на его «малой родине» каждый год идут и едут со всех концов Земли к Пушкину — в Михайловское, к Лермонтову — в Тарханы, на Волгу — к Некрасову, в край рязанских раздолий — к Есенину.

В свое время мне посчастливилось едва ли не первому из тех, кто писал в разные годы о Есенине, зримо прикоснуться к родной земле поэта. То была едва ли не самая светлая и радостная пора многолетних встреч с миром поэзии Есенина.

Константинове, родное село поэта, привольно раскинулось по правому высокому холмистому берегу Оки — многоводной сестры великой Волги. Взору открываются необъятный простор заливных лугов, убегающие вдаль перелески, а у самого горизонта — дымка лесов Мещеры.

Вот уже более полувека, как в любую погоду, летом и зимой идут и едут люди в Константинове со всех концов света, чтобы низко поклониться древней рязанской земле — колыбели великого поэта России. Хорошо помню то потрясение, которое испытал, увидев все это впервые сорок лет тому назад. С Константиновских, а особенно Федякинских, холмов просматриваются такие неоглядные дали и видится такой бездонный голубой небесный купол, что на какое-то мгновенье ты чувствуешь себя не на земле, а как бы во Вселенной, в центре мироздания. Нет! Не случайно в минуты революционного озарения родное константиновское небо представляется поэту в его стихотворении «Небо — как колокол…» гигантским вселенским колоколом, а месяц в небесной ночной синеве — звонким его языком…

Словно Антей, каждый раз, когда Есенину было особенно трудно, припадал он душой и сердцем к родной рязанской земле, вновь обретая животворную нравственную силу и энергию для своих бессмертных стихов и поэм о России. 

* * * 

Как справедливо однажды заметил Александр Блок, гений всегда народен.

Историей рода человеческого, равно как и своим народом, на него каждый раз возлагается священная миссия: быть совестью и пророком своего времени, врачевателем народной души. Судьба гениального поэта России — Сергея Есенина — блистательное тому подтверждение. В его стихах и поэмах есть и беспощадный нравственный счет своим ошибкам и заблуждениям, и кричащие противоречия, отражающие объективные противоречия самой действительности, равно как и субъективные противоречия во взглядах самого поэта. Нет во всем творчестве Есенина, его гражданской жизни одного: ухода, отстраненности от самых жгучих, самых животрепещущих, самых сложных социально-классовых, политических, моральных, нравственных, этических проблем, которые встали перед Родиной поэта, его народом в годы революции. Только поэт, которого до глубины души, столь нераздельно и постоянно волновала и красота родных «рязанских раздолий», и судьба «Руси крестьянской» в революции, и будущее всего «шара земного», мог создать «Инонию» и «Сорокоуст», «Пугачева» и «Страну негодяев», «Москву кабацкую» и «Персидские мотивы», «Русь советскую» и «Письмо к женщине», «Песнь о великом походе» и поэму «Ленин», «Капитана земли» и «Балладу о двадцати шести», «Черного человека» и «Анну Снегину». А лирико-философские стихи Есенина! Такие, как «Не жалею, не зову, не плачу…», «Отговорила роща золотая…», «Мы теперь уходим понемногу…», «Спит ковыль. Равнина дорогая…», «Жизнь — обман с чарующей тоской…», «Цветы мне говорят — прощай…» и другие.

Сколько в них самого сокровенного, есенинского, лично пережитого поэтом, и одновременно сколько общечеловеческой доброты и сердечного тепла, которого ныне так явно не хватает на нашей планете.

Все очевиднее становится сегодня непреходящее значение и самобытнейшего прозаического наследия Есенина, его юношеской повести «Яр», рассказов «У Белой воды», «Бобыль и Дружок», очерка «Железный Миргород», его автобиографической, критической, эпистолярной прозы.

Художественный мир Есенина-прозаика романтически-эмоционален, драматичен, афористичен в слове, языке. Проза поэта, как правило, предельно реалистична в показе картин народной жизни. Ныне мы только начинаем открывать ее для себя. Сергею Есенину было предназначено Историей, Временем вместе с первопроходцами советской поэзии — Владимиром Маяковским, Александром Блоком — рассказать о рождении и утверждении на земле человека нового, революционного мира, а вместе с тем одновременно сказать решительное «нет» «черному человеку» — черным силам зла и бездуховности. Первопроходцам всегда трудно, первопроходцам революции, обновляющим мир, возрождающим в человеке все человеческое, особенно. В самые трудные, в самые тяжелые для революции дни, в самые драматические часы жизни — главная боль, главная дума Есенина о судьбе Родины:

Россия! Сердцу милый край!
Душа сжимается от боли.
Уж сколько лет не слышит поле
Петушье пенье, песий лай.

Преодолевая голод, холод, разруху, разгромив белогвардейщину и интервентов, Россия выстояла и победила в революции. Правда революции становится правдой поэта: 

Но Россия… вот это глыба…
Лишь бы только Советская власть!.. 

Неодолимая действенная сила поэзии Есенина определяется прежде всего тем, что он сумел понять, осмыслить философски и раскрыть художественно величайшее историческое значение Октябрьской революции, открывшей миру путь духовного возрождения человека. Большевики-ленинцы, те, кто в эпоху Октября олицетворял все истинно человеческое и революционное в русском народе, становятся для Есенина идеалом прекрасного, идеалом Человека. Поэт жадно тянулся к ним, вначале больше стихийно, чем сознательно («Говорят, что я большевик. Да, я рад зауздать землю…»); несколько позднее он пробивался к ним настойчиво «в развороченном бурей быте».

Как итог неустанных, бескомпромиссных поисков поэтом высшей истины в годы революции звучит взволнованный голос Есенина, «…я еще больше влюбился в коммунистическое строительство. Пусть я не близок коммунистам, как романтик в моих поэмах, — я близок им умом и надеюсь, что буду, быть может, близок и в своем творчестве» Сказано это было поэтом в 1923 году! Вскоре после его поездки в Европу и Америку.

«Только за границей, — подчеркивал Есенин еще в 1922 году, — я понял совершенно ясно, как велика заслуга русской революции, спасшей мир от безнадежного мещанства». В своих письмах из-за рубежа поэт размышляет о пагубном влиянии «господина доллара» на европейскую жизнь и искусство, о прагматической бездуховности, господствующей в буржуазной действительности. «Там, из Москвы, нам казалось, что Европа — это самый обширнейший рынок распространения наших идей в поэзии, а теперь отсюда я вижу: боже мой! до чего прекрасна и богата Россия в этом смысле. Кажется, нет еще такой страны и быть не может». 

* * * 

Вскоре после приезда из-за границы Есенин выступает в Политехническом музее. Он читает новые стихи. Среди них — «Москва кабацкая». Еще в пятидесятые годы удалось разыскать воспоминания поэта А. Кусикова, относящиеся к концу 1925 — началу 1926 года. В них он рассказывает о встречах с Есениным в Берлине, совместной поездке в Париж и о том, когда и где были написаны первые стихи «Москвы кабацкой». «Были у Горького. Сережа читал. Горький плакал. А вскоре, после долгих бесед в ночи, под гитару мою, писал «Москву кабацкую».

Пой же, пой. На проклятой гитаре
Пальцы пляшут твои в полукруг.
Захлебнуться бы в этом угаре,
Мой последний, единственный друг». 

Далее, говоря о судьбе Есенина, его отношении к России и Западу, Кусиков отмечает: «…Берлин, Париж, Нью-Йорк — затмились.

Есенин увидел «Россию зарубежную», Россию без родины: 

Снова пьют здесь, дерутся и плачут
Под гармоники желтую грусть.
Проклинают свои неудачи.
Вспоминают Московскую Русь». 

Многое тогда открыли мне эти и другие мемуарные источники, а также письма Есенина из-за границы. Стало очевидно: нельзя ставить знак равенства и видеть в «герое» «Москвы кабацкой» чуть ли не автопортрет поэта, как это пытались, к сожалению, утверждать в разные годы разные литераторы, пишущие о Есенине, — это, по существу, была попытка граждански «убить» поэта, «доказать», что он был «несроден революции», не понял ее, прошел мимо. Это, дескать, и привело его,в конце концов, на дно Москвы кабацкой. Иные из «критиков», такие, как Сосновский, «авторитетно» утверждали, что стихи Есенина, особенно «Москва кабацкая» — это «лирика взбесившихся кобелей» (!!!).

Они сделали свое «черное дело». Чистый небосвод поэзии Есенина был на долгие годы замутнен ядовитыми критическими «выбросами» разного рода крученых и сосновских. Между тем гражданская позиция Есенина в вопросе, который тогда вставал перед каждым его соотечественником — за революционную, восставшую Россию или против нее — даже в самые драматические моменты личного бытия, в корне отличалась от общественного поведения «героя» «Москвы кабацкой».

Характерно в этом отношении свидетельство близко знавшего Есенина поэта Ивана Грузинова, который рассказывает:

«Перед отъездом за границу Есенин спрашивает А. М. Сахарова:

— Что мне делать, если Мережковский или Зинаида Гиппиус встретятся со мной? Что мне делать, если Мережковский подаст мне руку?

— А ты руки ему не подавай! — отвечает Сахаров. — Я не подам руки Мережковскому, — соглашается Есенин. — Я не только не подам ему руки, но я могу сделать и более решительный жест… Мы остались здесь. В трудные для родины минуты мы остались здесь. А он со стороны, он издали смеет поучать нас».

Тогда почему же возникает «Москва кабацкая»?

Есенин отвечал сам на этот вопрос, и прежде всего своим творчеством. При этом он подчеркивал, когда его спрашивали о «Москве кабацкой»:

— Я это видел, я это по-своему пережил, я должен был рассказать об этом в стихах.

Поэт-гуманист, чье сердце наполнено милосердием к людям, не мог оставаться равнодушным к трагической судьбе соотечественников, которые в силу классовых, сословных и иных причин и предрассудков оказались после революции на чужом, эмигрантском берегу, людьми без Родины, как перекати-поле. Есенин ощутил горький и неизбежный конец их судьбы в ту пору, когда еще многим русским эмигрантам верилось, что скоро на их родине вернется все на «круги своя», что большевики вот-вот «падут».

С особым рвением на это рассчитывали белоэмигрантские «верхи».

Но мечты эти были по меньшей мере иллюзорно-несбыточными, как мираж в пустыне. На самом деле, в действительности многие из них уже в те годы все неотвратимее сползали на дно беспросветной эмигрантской жизни. Это были живые мертвецы.

Все бёзысходней, все чаще, надсадно-горько в угарном ресторанно-кабацком чаду звучали их охрипшие, пьяные голоса: «Ты, Рассея моя… Рас-сея… Азиатская сторона!» Все более цинично-бесстыжие страстишки одолевали их. Распад души ощущался все острее. Безнравственно относились они теперь к «святая святых» — женщине, ее духовной красоте. Сложная, противоречивая гамма чувств в душе поэта, его стихах отражала по-своему драматизм послереволюционной действительности и, в частности, судьбы русских людей, оказавшихся на чужбине. Все это отозвалось не одной печальной трагической нотой в поэзии Есенина, наполненной светом доброты, сострадания, милосердия к людям, ко всему живому на земле. Особенно горько-правдивы, порой сурово-беспощадны и вместе с тем всегда озабоченно-человечны те немногие стихи, что были написаны поэтом за границей. Четыре стихотворения: «Снова пьют здесь, дерутся и плачут…», «Сыпь, гармоника. Скука… Скука…», «Пой же, пой. На проклятой гитаре…», «Да! Теперь решено. Без возврата…» — впервые были напечатаны Есениным как своеобразная «маленькая поэма» под единым названием «Москва кабацкая» в сборнике «Стихи скандалиста». Он вышел в Берлине в 1923 году. В кратком «Вступлении» к сборнику Есенин подчеркивал: «Я чувствую себя хозяином в русской поэзии и потому втаскиваю в поэтическую речь слова всех оттенков, нечистых слов нет… Слова — это граждане. Я их полководец. Я веду их».

Подчеркнем еще раз: горек, суров, трагичен пафос «Москвы кабацкой», особенно тех ее стихов-завязей, что родились на чужбине. Что говорить! Сколько мятущихся русских душ потеряли себя за годы революции в заграничных скитаниях, скольких соотечественников поэта навсегда поглотил эмигрантский омут. Есенин вернулся из зарубежной поездки, когда в стране в полном разгаре был нэп, со всеми характерными для него приобретениями и потерями. Случилось так, что настроение безысходной тоски и разочарования, отстранения от социально значимых проблем, потери веры в себя и безоглядного «прожигания жизни», столь характерное для «героя» «Москвы кабацкой», оказалось в годы нэпа по-своему в чем-то психологически созвучным и близким, во-первых, тем, кто все еще надеялся на возрождение старых буржуазных порядков в России, а во-вторых, части идейно незрелой молодежи, особенно учащейся, студенческой, которая не прошла революционную закалку и явно терялась перед неизбежными объективными контрастами и противоречиями действительности тех лет.

Наконец, ради истины заметим, что были в то время и такие люди, которые люто ненавидели Советскую власть. Они таились до поры до времени в своем духовном подполье. По существу, это были внутренние эмигранты, ожидающие своего часа.
Что же касается Есенина, то для поэта-гуманиста было важно не только и не столько нравственное «падение» его лирического героя в «Москве кабацкой», сколько его духовное возрождение, пробуждение и утверждение в его душе и сердце вновь светлого чувства любви и надежды.

Так появляется вторая, центральная часть книги «Москва кабацкая» — цикл стихов «Любовь хулигана». Он был создан Есениным во второй половине 1923 года. Поэт посвятил его актрисе Камерного театра Августе Миклашевской, с которой познакомился после возвращения из-за границы.

«Любовь хулигана» включает в себя такие ныне широко известные лирические стихи Сергея Есенина, как «Заметался пожар голубой…», «Ты такая ж простая, как все…», «Пуская ты выпита другим…», «Дорогая, сядем рядом…», «Мне грустно на тебя смотреть…», «Ты прохладой меня не мучай…», «Вечер черные брови насопил…».

Поэт как бы заставляет «героя» «Москвы кабацкой» пройти один за другим круги своеобразного Дантова ада, по которым он, в конце концов, настойчиво преодолевая в своей душе все чуждое, наносное, поднимается на ту духовную высоту, с которой счастливо открывается суть человеческого бытия, жизни и смерти, добра и зла, вечности и бессмертия… 

Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченнй,
Я не буду больше молодым. 

Все мы, все мы в этом мире тленны,
Тихо льется с кленов листьев медь…
Будь же ты вовек благословенно,
Что пришло процвесть и умереть. 

Именно этим стихотворением, бесспорно, одним из выдающихся в мировой и отечественной лирико-философской поэзии, завершает Есенин книгу «Москва кабацкая», изданную в Ленинграде летом 1924 года.

Когда думаешь о нравственном, этическом, гуманистическом пафосе «Москвы кабацкой», вновь и вновь размышляя о нелегкой судьбе ее лирического героя, о несказанном свете любви, просыпающейся в его сердце, радостно отогревающей его душу, о возрождении в нем Человека, — начинаешь все неотступнее вспоминать о Достоевском, многих его героях, их падении на дно жизни, страдании и раскаянии, очищении духовном.

И не только Достоевского…

Думаешь о революционном гуманизме Максима Горького и, в частности, о его всемирно известной пьесе «На дне», с обжигающим душу монологом Сатина: «Человек — это звучит гордо»; думаешь о «хождении по мукам» героев Алексея Толстого: Даши и Кати, Телегина и Рощина, которым любовь помогает вновь обрести, казалось бы, навсегда утраченное чувство родины. А героиня поэмы самого Есенина — его Анна Снегина, что позволяет ей не потерять себя окончательно в эмигрантских потемках? Любовь! Вспомним ее письмо с «лондонской печатью» в Россию, письмо-исповедь к человеку, который когда-то ее любил и о котором она теперь думает с особой теплотой и надеждой: 

Но вы мне по-прежнему милы,
Как родина и как весна. 

Конечно, у каждого из героев, о которых говорилось выше, был свой путь в жизни, своя, порой далеко не простая судьба, свои духовные драмы, взлеты и падения, наконец — часы нравственного пробуждения. Но каждый из них к добру, свету, надежде неповторимо, по-своему был подвигнут любовью! Уже в наши дни справедливо было сказано поэтом: «По тому, как людям любится, здоровье мира узнают». 

* * * 

Гениальный поэт всегда современен. Стихи Есенина кровно близки нам, нашему времени. Они затрагивают самые насущные, самые коренные, истинно глобальные проблемы нашего времени. Каких бы глубинных вопросов современной народной жизни, сегодняшней действительности мы ни коснулись, мы убеждаемся, что о многих из них мучительно думал, размышлял Есенин, тревожно вглядываясь со светлой надеждой и верой в будущее России. 

Видели ли вы,
Как бежит по степям,
В туманах озерных кроясь,
Железной ноздрей храпя,
На лапах чугунных поезд?
А за ним
По большой траве,
Как на празднике отчаянных гонок,
Тонкие ноги закидывая к голове,
Скачет красногривый жеребенок?
Милый, милый, смешной дуралей,
Ну, куда он, куда он гонится?
Неужель он не знает, что живых коней
Победила стальная конница? 

Кто сегодня не знает этих пронзительных стихов, впервые прозвучавших в русской поэзии еще в начале двадцатых годов? Чью душу и сердце не заберет в полон романтически-прекрасный образ красногривого жеребенка, трагически-беззащитного перед железной силой века? Могут ли эти стихи, наполненные великой сыновней любовью к Родине, ко всему живому на земле, оставить кого-нибудь равнодушным?

Неумолим ход времени, ход истории и прогресса. Есенин-поэт чувствует это эмоционально, значительно острее многих литераторов своего поколения. В одном из писем, относящихся к осени 1920 года, он рассказывает: «Ехали мы от Тихорецкой на Пятигорск, вдруг слышим крики, выглядываем в окно, и что же? Видим, за паровозом что есть силы скачет маленький жеребенок… Эпизод для кого-нибудь незначительный, а для меня он говорит очень много. Конь стальной победил коня живого (курсив мой. — Ю. П.). И этот маленький жеребенок был для меня наглядным дорогим вымирающим образом деревни…»

На глазах у поэта умирала старая, патриархальная Русь, что придет ей на смену? Что ждет Россию в будущем? Сумеют ли люди будущего сохранить красоту природы, любовь к Земле, ко всему живому в мире? А значит, сохранить и себя, и весь род человеческий!

Тревожны раздумья поэта…

Стихи Есенина прежде всего обращены к его современникам, к их сердцам и душам, к их разуму, но еще больше они обращены к нам, в завтрашний день человечества.

Истинная поэзия всегда с заглядом в будущее. То, что в ней художественно, философски общечеловечно, со временем, «на расстоянии», становится очевидным для всех: либо общей радостью и долгожданным озарением, либо общей болью, тревогой и заботой. Так и с есенинским «красногривым жеребенком», со стихами поэта, наполненными живой красотой русской природы, которая, по существу, уже со времен Есенина становилась все более беззащитной перед натиском стального коня. В самом деле, на первый взгляд кажется, время сняло вопросы, столь драматично прозвучавшие в есенинском «Сорокоусте». И да, и нет! Судьба патриархальной Руси при всех сложностях и потерях исторически определилась. Она стала Русью советской, социалистической. А глубинная проблема «Сорокоуста»: защита живой красоты природы — этого драгоценнейшего и святого дара земли — не только осталась, но со временем заострилась. Более того — ныне она стала всемирной, касается всех и, конечно же, каждого из нас. Человечество стоит у края экологической пропасти.
Вот почему стихи о красногривом жеребенке будут, несомненно, волновать и тех, кто придет за нами. По праву можно сказать: это стихи века. Их пророческий пафос ныне особенно очевиден! Для Есенина природа — это вечная красота и вечная гармония мира. Нежно и заботливо, без какого-либо нажима, природа врачует людские души, снимая напряжение неминуемых земных перегрузок. Именно так воспринимаем мы стихи поэта о родной природе, именно так возвышенно-просветленно и благостно воздействуют они на нас.

Спит ковыль. Равнина дорогая,
И свинцовой свежести полынь.
Никакая родина другая
Не вольет мне в грудь мою теплынь.
Свет луны, таинственный и длинный,
Плачут вербы, шепчут тополя,
Но никто под окрик журавлиный
Не разлюбит отчие поля. 

Поэт как бы говорит нам: остановитесь хотя бы на мгновенье, отбросьте повседневную «суету сует», посмотрите на окружающий вас мир земной красоты, послушайте шелест луговых трав, песнь ветра, голос речной волны, посмотрите на утреннюю зарю, возвещающую рождение нового дня, на звездное ночное небо… Живые, трепетные картины природы в стихах Есенина не только учат любить и хранить мир земной красоты. Они, как и сама природа, способствуют формированию нашего миросозерцания, нравственных основ нашего характера и, более того, нашего гуманистического мировоззрения.

Мир человека и мир природы поэзии Есенина единый и неделимый. Отсюда половодье чувств и мудрость мысли, естественная их слитность в образной плоти стиха; отсюда прозрение, нравственная высота есенинской философской лирики.

Поэт прекрасно осознает, что отстранение человека от природы, а тем более конфликт с ней приносит обществу непоправимый моральный урон и нравственный ущерб. Потому-то Есенин столь открыто бескомпромиссно встает в стихах на защиту красногривого жеребенка. Он для него олицетворяет красоту и гармонию мира. 

* * * 

Время накладывает свой отпечаток на наши мысли, чувства, образ действия. Все мы — дети своего времени. Важно только, каким бы тяжелым, а порой трагическим ни было твое время, памятуя о вечном его движении, видеть из своего времени с надеждой и верой день завтрашний.

Сколько светлой надежды и веры в будущее Руси советской в стихах Сергея Есенина, сколько в них человеколюбия и милосердия к людям.

Я думаю: Как прекрасна Земля
И на ней человек.
И сколько с войной несчастных
Уродов теперь и калек!
И сколько зарыто в ямах!
И сколько зароют еще!
И чувствую в скулах упрямых
Жестокую судорогу щек. 

Эти строки Есенина, наполненные и гордостью, и радостью, и болью за человека, его судьбу, проникнутые нескрываемой тревогой за будущее всего человечества, всей нашей планеты, могли бы по праву стать эпиграфом ко всем есенинским стихам и поэмам. И еще: они предельно современны. Появляется такое чувство, что они написаны в наши дни, когда с космических высот, в голубом ореоле, особенно прекрасной видится Земля и когда реальная угроза термоядерной и экологической катастроф, возможной гибели человечества объединяет всех людей доброй воли. Такова сила прозрения гениального художника.

Не перестает тревожить, что сейчас, когда гласность распахнула двери, мы, отвергая одну полуправду, часто заменяем ее другой полу правдой. Когда то журнал какой-нибудь заявит, что такой-то поэт — самый «перестроечный», то он с телеэкрана провозгласит себя «прорабом перестройки» — я думаю о Сергее Есенине. Он, наша национальная гордость, и есть, по сути дела, самый перестроечный поэт! Его творчество — образец великой правды и исторической, и нравственной. Поэт видел, чувствовал и «черного человека», и человека будущего. Сегодня как-то по-особому звучат, казалось бы, такие лично-исповедальные слова великого Есенина: 

Быть поэтом — это значит то же,
Если правды жизни не нарушить,
Рубцевать себя по нежной коже,
Кровью чувств ласкать чужие души. 

Ведь если подумать о духовной, нравственной сути перестройки, то она, наверное, и состоит в том, чтобы заглянуть правде в глаза. И правде эпохи, и правде времени, и собственной своей правде — в свою совесть, в свою душу; без точного, ясного определения сути правды — правды исторической, правды настоящего и будущего — трудно избежать многих перекосов как экономических, так и нравственных.

Сегодня мы с тревогой говорим, что в погоне за материальным начинаем все больше терять человечность, милосердие. И вот Есенин… Он очищает наши души, потому что настоящая русская литература, настоящая поэзия всегда была совестью народа, его духовностью и нравственной опорой.

Сложные процессы происходят в мире. С одной стороны, растет национальное самосознание народов, с другой — происходит размывание национального. Если говорить об этом по отношению к нашей стране, к Есенину, то Есенин чувствовал опасность национального нигилизма. Великий русский поэт, который, может быть, лучше всех сказал в стихах о подвиге 26 бакинских комиссаров, любви к грузинскому народу и Грузии, мечтал, когда все народы станут единой братской семьей. И он же, Есенин, не мыслил себя, своей жизни без России.

Но и тогда,
Когда во всей планете
Пройдет вражда племен,
Исчезнет ложь и грусть, —
Я буду воспевать
Всем существом в поэте
Шестую часть земли
С названьем кратким «Русь». 

Гениальный поэт всегда народен и современен. Каких бы сторон его творчества мы пи коснулись, к каким бы его стихам и поэмам ни обратились. 

* * * 

Неодолимо движение времени. Одно поколение сменяет другое. Русь советская, разворачивая перестройку, готовится вступить в XXI век… Движется, живет по своим законам мир поэзии — Вселенная души человечества. Беспрерывно нарождаются и вспыхивают в этом чудесном мире новые поэтические звезды и звездочки. Одни сгорают и навсегда затухают еще при жизни их «хозяина», свет души от других доходит к нам на протяжении десятилетий, и лишь немногие, очень немногие согревают народную «живую душу» в веках, разгораясь со временем все ярче и ярче. Имя одной из таких прекраснейших лучезарных звезд в бессмертном поэтическом созвездии России — Сергей Есенин. Оно — вечно… 

* * *

Коротко о себе 

Юлия ВАРШАМПисать стихи начала рано, с девяти лет. Писала про Родину, про Армению, про книги, которые оставляли неизгладимое впечатление в моем детском воображении.

Часто вспоминаю своего отца, который был не только родителем, но и другом. Он привил во мне любовь к произведениям многих поэтов советского периода в литературе: В. Маяковский, А. Блок и другие.

Он же очень любил Маяковского и часто цитировал его. В моем формировании, как человека, большое место занимали мои учителя. Это была прекрасная школа, с замечательным преподавательским коллективом. Школа № 122. Всегда вспоминаю с особой теплотой мою учительницу русского языка и литературы Нину Семеновну.

Настоящего педагога, человека неиссякаемой энергии. Она учила меня писать, развивала мое воображение и фантазию. Она редактировала мои стихи, которые затем печатались в школьной газете. Незабываемы ее уроки с чтением многих произведений разных поэтов: Тютчева, Фета, Некрасова, Крылова…

Как сегодня помню, как она читала стихотворение Некрасова «Мужичок с ноготок» — очень выразительно, на грани актерского мастерства.

Мы слушали ее с широкими от удивления глазами, не шелохнувшись. Или вступление к поэме А. С. Пушкина «Руслан и Людмила» 

У лукоморья дуб зеленый… 

Прекрасное время детства, отрочества и юности: 

Проходят годы молодые, их не вернуть уже назад;
Они, конечно, золотые годы
Словно осенний листопад. 

Прощай школа! Впереди студенческие годы. Не буду долго рассказывать о том, как я поступала в Университет на факультет филологии. Я продолжала писать. Многие из стихов были потеряны по причине того, что я несерьезно относилась к этому занятию. Единственно знаменательное событие студенческих лет — встреча с известным поэтом Эдуардом Асадовым, которую организовало руководство Университета. Прекрасный поэт, человек огромной воли. Несмотря на потерю зрения, его стихи дышат оптимизмом и верой в завтрашний день. Он оставил яркий след в моей биографии. 

Состояние души

 

Как часто мы стоим на перепутье,
И взвешиваем факты и события;
Быть может прямо нам идти,
А может влево повернуть,
Чтоб не попасть случайно в яму,
Или в реке не утонуть.
Жизнь быстротечна,
Все так сложно
Время летит и мы летим
Хотим узнать определенно:
Мы в этой жизни победим?

По материалам сайта Юлии ВАРШАМ

Добавить комментарий

Комментарии проходят предварительную модерацию и появляются на сайте не моментально, а некоторое время спустя. Поэтому не отправляйте, пожалуйста, комментарии несколько раз подряд.
Комментарии, не имеющие прямого отношения к теме статьи, содержащие оскорбительные слова, ненормативную лексику или малейший намек на разжигание социальной, религиозной или национальной розни, а также просто бессмысленные, ПУБЛИКОВАТЬСЯ НЕ БУДУТ.


Защитный код
Обновить

Новые материалы

Яндекс цитирования
Rambler's Top100 Яндекс.Метрика