Уважаемые друзья!
На Change.org создана петиция президенту РФ В.В. Путину
об открытии архивной информации о гибели С. Есенина
Призываем всех принять участие в этой акции и поставить свою подпись
ПЕТИЦИЯ
БЕРЗИНЬ А. А. Воспоминания
* * *
В молодости люди обычно начинают дружить с первого слова, с первого взгляда, с первого знакомства, но я не могу сказать этого о наших дальнейших отношениях с Сергеем Александровичем. Много было таких моментов, которые мешали нам подружиться. Встречалась я в то время, главным образом, с военной публикой, хоть фронт и перестал существовать, но спайка осталась. И все, почти все, за редким исключением, фронтовые товарищи, признавая Сергея Александровича хорошим поэтом, резко отрицательно относились к кафе «Стойло Пегаса». Дома у нас Сергей Александрович держал себя неуверенно. Его отпугивала, видимо, внешняя суровость и подтянутость некоторых товарищей из нашей среды.
В те месяцы мы виделись только в те дни, когда заходила я вечером в «Стойло Пегаса». Тогда Сергей Александрович непременно шел меня провожать, независимо от того, что в кафе я приходила не одна. Мы некоторое время гуляли по переулкам, если была хорошая погода, и всякий раз он у подъезда дома непременно говорил:
— Мы очень редко видимся. Приходите почаще!
Но все это резко изменилось, когда мои родители и мои дети, которые еще по старой привычке жили у бабушки с дедушкой, из совхоза переехали в Москву на постоянное жительство. Мы перебрались на самый верхний этаж, где была большая квартира, и вот уже в эту квартиру зачастил Сергей Александрович. Он сразу стал проще, милее и интереснее. У моей матери, большой любительнице старинных русских песен, и у Сергея Александровича нашлось общее — они могли петь часами, причем Сергей Александрович пел самозабвенно, прикрыв глаза.
В то время я из ВСНХ перешла работать редактором в Госиздат. Очень часто возвращаясь с работы, слышала еще у лифта, что в нашей квартире поют. Это значит, что Сергей Александрович у нас. Он обычно сидел на полу, на маленьком коврике, прислонившись спиной к шкафу, а мать сидела в кресле. Мое появление смущало их очень мало. Правда, иногда Сергей Александрович, словно очнувшись, говорил, что он уже и так засиделся, и торопился куда-то уйти.
Не помню ни одного его визита к нам в нетрезвом виде. Мне даже казалось тогда, что о его выпивках и скандалах ходят легенды. Несколько раз приходилось ссориться с товарищами, которые очень решительно, как мне тогда казалось, понаслышке придавая досужим сплетникам больше веры, чем мне, утверждали, что Сергей Александрович пьяница и дебошир. Сергей Александрович в это время кончал «Пугачева» и, наконец, сдал в печать. Его рассердило, когда я заметила, что «Записки Пугачевского бунта» А.С. Пушкина послужили ему основанием к написанию этой поэмы. Сергей Александрович встал из-за стола и ушел, холодно простившись со мной. Тем не менее на другой день он пришел в Госиздат и усиленно настаивал на том, что хочет познакомить меня со своей компанией из «Стойла Пегаса». Зная его обидчивость, я сказала, что непременно вечером приду в кафе, но твердо решив туда не заходить. И вдруг Сергей Александрович пропал. Я не видела его неделю. Потом вторую. Не помню, кто-то сказал мне в Госиздате, что Есенин много пьет в компании с Айседорой Дункан. Я отмахнулась от этих слухов, не придавая им значения. Но вот вышел «Пугачев» отдельным изданием, и, проходя мимо магазина, в котором продавалась эта книжка (она вышла в «Товариществе поэтов», был такой дутый кооператив), я зашла, чтобы ее купить. Около прилавка стоял Есенин, перед ним лежало несколько экземпляров «Пугачева». Он взял книжку, и с очень теплой надписью, передал мне. Мы вышли из магазина вместе, он был рассеян, несобран, словно что-то забыл. Таким я его видела только тогда, один-единственный раз. уже у нашего дома он неожиданно сказал:
— Я, кажется, уезжаю!
Что-то поразило меня в этой обычной фразе, то ли тон, то ли его вид.
— Надолго?
— НЕ знаю. Я ничего еще не знаю.
Он как-то торопливо простился и пошел совсем будто незнакомый человек. Я смотрела ему вслед. Он оглянулся, остановился, вдруг заулыбался и приветливо помахал рукой.
И опять как в воду канул. Я решила, что непременно пойду в кафе поэтов.
Никто из товарищей не хотел пойти со мной, одной почти было неудобно, но тут зашел по делу к мужу брат Бориса Бреслава, и я позвала пойти его со мной вместе. Он охотно согласился.
В кафе было, как всегда, полно, но нам удалось найти два свободных стула, и мы подсели к столику одних знакомых.
Имажинисты запаздывали, публика шумела, многие начинали хлопать, что-то кричать. Но вот от двери мимо нашего столика прошли: впереди — Мариенгоф, Шершеневич, потом какая-то дама в меховом пальто и шапке с вуалеткой на лице, а за этой дамой следом шел в меховой, помнится, чуть ли не в бобровой шапке Сергей Есенин. Он шел, не глядя по сторонам, ничего не замечая, ни с кем не раскланиваясь. Особенно обидно показалось, что он прошел мимо меня, как мимо стены.
Все они селись в углу, в своей ложе. Забегали официанты, и тут, видимо, кто-то сказал Сергею Александровичу, что я в кафе. Он растерянно оглядел столики и, взглянув на меня, улыбнулся и сейчас же подошел к нам. Первые слова, которые он произнес, были:
— Она здесь! Вы видели?
— Кто? — удивилась я.
— Айседора!
Я поглядела в его сияющие глаза, в улыбающееся лицо, что он переполнен счастьем, переполнен любовью.
— Это хорошо! — машинально сказала я.
— Идемте, я познакомлю вас с ней! Она — удивительная женщина. Я все понимаю, что она говорит. Идемте.
— Нет, Сергей Александрович, мне пора домой, в другой раз.
— Хорошо, тогда скажу, что провожу вас и быстро вернусь!
— Сергей Александрович, я же не одна, и меня совсем не надо провожать.
— Хорошо, — явно обрадовался Сергей Александрович.
Он сказал:
— Очень жаль, что я не увижу вашу маму, вы передайте ей мой привет. — Глядя на мое недоуменное лицо, он добавил: — Я уезжаю с Айседорой за границу. Она моя жена!
* * *
Может быть, все, что я пишу о Сергее Александровиче, сухо и скучновато, но мне хочется возможно правдивее описать все, что сохранила память. Я нарочно не проставляю дату его отъезда, потому что не помню, а справочных материалов под рукой нет. Скажем, в предыдущих заметках забыла рассказать о таком существенном факте, как начло болезни Сергея Александровича Есенина. Сегодня остановлюсь именно на этом.
1 февраля в день моего рождения, 1923 года, среди приглашенных должен был присутствовать и Сергей Александрович.
Все уже были с сборе, а Сергея Александровича все еще не было. Откуда-то он позвонил и сказал, что скоро будет. Мы не садились за стол, но время шло, а его все не было. Мы перестали его ждать, а вечер пошел своим чередом. Довольно поздно меня вызвал к телефону чей-то взволнованный женский голос и сказал, что Сергей Александрович лежит в больнице Склифосовского, что он упал и поранил очень сильно руку, что меня просят срочно приехать к нему, и я все на месте увижу.
Пообещав поехать на другой день, мне все же было как-то странно, что звонила незнакомая женщина и она была явно очень сильно встревожена. Я рассказала обо всем Илико Вардину, и он обещал на другой день поехать со мною вместе. Так и сделали. Вардин пришел за мной на работу, и мы поехали на Сухаревскую площадь.
Есенин лежал в палате один. Очень встревоженный, напуганный. Мы старались его уговорить, что опасности никакой нет, что поправится он быстро, тогда он зашептал:
— Вы видели в коридоре милиционера, около двери?
— Нет, не видели.
— Он там стоит и ждут, чтобы арестовать меня!
— За что?
Он начал рассказывать что-то бессвязное о том, что он упал и рукой нечаянно разбил окно, что вот порезался, явился милиционер и хотел арестовать его, и опять потом, что разбил окно.
- << Назад
- Вперёд
Добавить комментарий
Комментарии, не имеющие прямого отношения к теме статьи, содержащие оскорбительные слова, ненормативную лексику или малейший намек на разжигание социальной, религиозной или национальной розни, а также просто бессмысленные, ПУБЛИКОВАТЬСЯ НЕ БУДУТ.
Комментарии