Поиск по сайту

Наша кнопка

Счетчик посещений

58851982
Сегодня
Вчера
На этой неделе
На прошлой неделе
В этом месяце
В прошлом месяце
45052
39415
174949
56530344
905804
1020655

Сегодня: Март 28, 2024




Уважаемые друзья!
На Change.org создана петиция президенту РФ В.В. Путину
об открытии архивной информации о гибели С. Есенина

Призываем всех принять участие в этой акции и поставить свою подпись
ПЕТИЦИЯ

МОСТИНСКИЙ И. О Сергее Есенине, его родных и близких

PostDateIcon 03.11.2012 18:10  |  Печать
Рейтинг:   / 1
ПлохоОтлично 
Просмотров: 5344

Игорь Мостинский

О СЕРГЕЕ ЕСЕНИНЕ, ЕГО РОДНЫХ И БЛИЗКИХ

Лежит на Оке в десяти километрах от есенинского Константинова большое село Новоселки, родина знаменитых певцов братьев Пироговых, трое из которых Григорий, Алексей и Александр, были солистами Большого театра. Село очень старое. Во времена царя Алексея Михайловича оно принадлежало Солотчинскому монастырю и поставляло в монастырь зерно, рыбу и славные фрукты и ягоды. Эта «садовая» направленность сохранилась в Новоселках до сих пор. Позади каждого дома большой сад, в котором выращиваются на продажу малина, смородина, вишня, слива, крыжовник и яблоки разных сортов.
На рубеже Х1Х-ХХ веков Новоселки были одним из крупнейших сел Рязанской губернии. Число домов в нем приближалось к тысяче, а число жителей — к пяти тысячам человек. Оно вольготно, в несколько параллельных улиц раскинулось вдоль Оки. Примерно пополам Новоселки разрезаются маленькой речушкой Сосенкой, текущей в глубоком каньоне. Старые ветлы, растущие по обоим берегам, своими почти сходящимися кронами закрывают речку от солнечных лучей, создавая внизу какой-то таинственный полумрак. Вода даже в жаркую погоду остается холодной на всем протяжении речушки до впадения её в Оку. Сосенка делит село на собственно Новоселки с церковью, несохранившейся церковно-приходской школой и кладбищем, и на так называемую Заречку, где в начале века были построены две школы, деревянная и каменная. Они принадлежали земству. После революции их преобразовали в Новосельскую неполную среднюю школу.
В среднем течении речушки, в километре от Новоселок, начинается и тянется на добрых два километра большая деревня Паново. Тоже очень старая, по местной легенде даже старше Новоселок, она давно уже соединилась с ними. Вот в этой части большого села в 1910 году была построена по инициативе местных крестьян еще одна земская начальная школа, получившая название Пановской. В 1916 году сюда пришла работать моя тетя Юлия Андреевна Иванкова, а в 1919 году к ней присоединилась её младшая сестра Александра. Школа с самого начала была двухкомплектной, т.е. в ней на четыре класса полагалось два учителя. Учеба всегда велась в одну смену. В одной классной комнате одновременно обучались ученики 1-го и 3-го классов, а в другой — 2-го и 4-го. Одному классу учитель в начале урока давал самостоятельную работу, а с другими занимался. С приходом в Пановскую школу двух сестер Иванковых школа стала «семейной». Такой она сохранилась до конца 50-х годов. Обязанности заведующей все эти годы исполняла Юлия Андреевна, а все хозяйство лежало на Александре Андреевне.
Мне довелось учиться, а временами и жить в Пановской школе во время Великой Отечественной войны. Я учился у Юлии Андреевны два года: в 3-м и 4-м классах. В одной комнате со мной занимались соответственно ученики 1-го и 2-го классов. Не страдала ли при этом школьная подготовка, приобретение знаний? По-видимому, не очень. По окончании этой школы я вместе с одноклассниками перешел в Новосельскую неполную среднюю школу, где проучился в 5-м и 6-м классах. Надо сказать, что по своим знаниям выпускники Пановской школы не уступали новосельским, но отличались от них в лучшую сторону дисциплиной и самостоятельностью. В селе «пановские» учительницы пользовались большим уважением и любовью, да и как иначе, если к ним, бывало, приходят дед с внуком, и оба были в разное время их учениками. За многолетнюю плодотворную педагогическую деятельность сестры в 1949 году были награждены орденами Ленина.
После ухода на пенсию они купили на стыке Панова и Новоселок маленький, в два окна, домик, отремонтировали его и стали спокойно жить-поживать. Каждое лето к ним приезжал я с семьей, а иногда и старший племянник Владимир Сергеевич Шаршиков, офицер, вышедший в отставку и обосновавшийся в Горьком. Он приезжал с женой. Места всем хватало, «в тесноте — не в обиде». К тому же я с сыном обычно спал в саду в палатке. Жили очень дружно. Когда в августе мы уезжали, тети оставались одно, сильно скучали и ждали прихода следующего лета.
Вдруг осенью 1965 года к ним началось паломничество журналистов. Приходили, просили рассказать что-нибудь о Сергее Есенине и его окружении. Оказывается, их сюда направляли жители Константинова и учителя ближайшей Кузьминской школы. И не случайно, ибо три учебных года с 1916 по 1919-й до перехода в Паново Александра Андреевна Иванкова преподавала в начальной школе села Константиново и, следовательно, должна была знать Есенина. Так оно и было. Но на самом-то деле она познакомилась с ним раньше, примерно в 16-летнем возрасте. Познакомилась и неоднократно встречалась в молодежной компании, собираемой «тетей Капой», незамужней дочерью Константиновского священника отца Ивана (Ивана Яковлевича Смирнова), Капитолиной.
Отец Иван, крестный отец Сергея Есенина, приходился нам дальним родственником. Очень гостеприимный и хлебосольный, он считал себя обиженным, если его родственники, друзья или просто знакомые проезжали через Константиново и не заглядывали к нему. Мои тети Юлия и Александра, оставшиеся сиротами после ранней смерти отца, жили с матерью в ее родовом «гнезде» в Новоселках, и с 1910 по 1912 годы были неоднократными участниками молодежных встреч у тети Капы. Иногда отец Иван даже присылал за ними в Новоселки лошадь и затем так же возвращал их домой.
Обе тети окончили Рязанское епархиальное училище. Младшая, Александра, ровесница Сергея Есенина, училась в одном классе с Анной Сардановской, была знакома со старшей ее сестрой Серафимой и братом Николаем. Все они, тоже родственники отца Ивана, регулярно бывали, даже подолгу жили у тети Капы. Знала Александра Андреевна и друзей Есенина, в т.ч. Сергея Брежнева, Клавдия Воронцова, Тимошу Данилина. Встречи у тети Капы происходили чаще всего зимой во время рождественских каникул. В большом доме отца Ивана молодежь пела, читала стихи, танцевала, частыми были игры, шутки, розыгрыши.
«Однажды я, — вспоминает Александра Андреевна, — утомилась и в каком-то уголке задремала. Сергей Есенин заметил это и разрисовал мне лицо сажей. Когда я проснулась и в таком виде появилась перед веселящейся компанией, то… ну можете сами представить, что было.
Мы любили кататься с горок. Для этого брали розвальни и катались на них с извоза к реке. Иногда они опрокидывались, нередко с помощью Сергея Есенина, и мы оказывались в снегу. В результате — смех, иногда даже слезы, но ни травм, ни обид».
На должность учительницы в Константиново Александра Андреевна попала также с помощью отца Ивана. Узнав, что в Константиновской школе осенью 1916 года открываются новые первые классы (какова была рождаемость!), он и тетя Капа пригласили сюда из недалеких Раменок Юлию Андреевну, но та уже дала согласие на переход в Пановскую школу, как наиболее близкую к родным Новоселкам. Тогда она телеграммой сообщила сестре в Красильники, где та работала, и вызвала ее в Константиново.
В Константинове, вообще хорошо ей знакомом, Александра Андреевна по этикету, была представлена местной помещице. Так она познакомилась с Лидией Ивановной Кашиной, которая приняла ее очень радушно и обещала свое содействие во всех делах.
Сергея Есенина в то время в Константинове не было. Он жил и устраивал свои поэтические дела в Москве и Петрограде. Здесь же он появился несколько позже «первым в стране дезертиром». Одна из встреч с ним в этот период хорошо запомнилась Александре Андреевне. Она рассказывает: «Пришел как-то к нам (я с мамой жила в маленькой комнатке при школе), дает мне толстую книгу и говорит:
— Ты, вот что, учись, как перевязки делать.
— А зачем я этому буду учиться, — отвечаю я.
— Тебя тоже возьмут на фронт.
— А ты-то убежал с фронта? Ты дезертир. А я-то зачем? Я как работаю учительницей, так ею и останусь.
— Ну, поучайся, поучайся, как перевязки разные делать.
— Я все равно не пойду на фронт.
Недовольный, он забрал свою книгу и ушел. Это было, наверное, в 1917 году».
Революция в Константинове прошла относительно спокойно. Немного помитинговали, покричали и… всё. «Вот сейчас говорят и пишут, — продолжает Александра Андреевна, — что на митингах выступал Сергей Есенин. Выступал Сергей, но не Есенин, а Брежнев. Есенин больше молчал. Да и как он мог говорить, когда был дезертиром, сбежал с фронта, а это тогда не приветствовалось народом: «Он сбежал, а наши мужики воюют».
Последний раз Александра Андреевна видела С. Есенина, как ей помнится, осенью 1924 года, когда она по каким-то делам пришла в Константиново. «Это было утром. Он шел навстречу, качаясь, пальто распахнуто, пиджак тоже:
— А, Александра! (Так он всегда звал меня).
— Что же ты, знаменитый поэт, а с утра уже пьян?
— Я здесь отдыхаю. Сейчас вот возвращаюсь со свадьбы.
На этом расстались …навсегда».
Будучи учительницей в Константиновской школе и живя напротив дома Есениных, Александра Андреевна была в близких отношениях с матерью Сергея Татьяной Федоровной. Та часто приходила к ней в школу с просьбой прочитать письмо от Сергея или написать ему. При этом обычно сетовала на свою судьбу, на то, что единственный сын «какой-то непутевый», нет от него надежной поддержки семье, да и сам-то он неустроен.
После смерти Сергея мать ездила в Ленинград, где ей отдали вещи сына. Они были в двух узлах. Один у нее на вокзале украли. «Ну да Бог с ним, — рассказывала она потом Александре Андреевне. — Все вещи, одежа, остались у меня, а там …одни бумаги».
Вспоминала Александра Андреевна еще об одном разговоре с Татьяной Федоровной. Та как-то ехала на пароходике в Рязань. На скамейке напротив сидела дединовская учительница с сынишкой. Белобрысенький, он был очень похож на маленького Сергея в таком же возрасте. Вернувшись домой, Татьяна Федоровна спросила сына, а не его ли этот ребенок. «Мать, — ответил Сергей, — если моих детей привести тебе в дом, у тебя лавок не хватит усадить их». «Вот это, по-видимому, и был Бровкин, — подытожила Александра Андреевна и продолжала: — Мать его, Мария Парменовна Бальзамова, хорошо знакомая мне еще по Рязанскому епархиальному училищу, была замужем, рано умерла и все «сугубо личное» оставила сыну. Только недавно журналисты вышли на него. Серафима Сардановская их направила. А к ней в Солотчу направляла их я. Оказалось, что Серафима, парализованная, вывезена из Солотчи и лежит в больнице в Рязани, где журналисты и виделись с ней. Мне об этом рассказал рязанский краевед Дмитрий Акимович Коновалов, позже подаривший нам с Юлией книгу «Солотчинские были» (М., 1971).
Эта книга с его автографом сейчас у меня, так же как и поздравительная открытка, подаренная Анютой Сардановской Шуре Иванковой в бытность их воспитанницами Рязанского епархиального училища. А ведь некоторые есениноведы считают Анну Сардановскую первой (и, может быть, последней) настоящей любовью Сергея Есенина. В юности они вроде бы дали слово друг другу пожениться, когда станут взрослыми, но Анна не дождалась. Она рано вышла замуж, рано умерла и похоронена на кладбище в Дединове.
На этом заканчиваются воспоминания Александры Андреевны Иванковой (после неудачного замужества в 20-х годах — Лимоновой) о Сергее Есенине, его родных и близких.
Все, что здесь написано, я слышал от нее многократно, чуть ли не каждый приезд, а бывал я у них в Новоселках ежегодно с 1945 по 1985 год. Пока не ушли из жизни сначала в 1977 году Александра Андреевна, а потом через восемь лет и её сестра Юлия. Похоронены они на Новосельском кладбище в одной могиле с их матерью Евгений Константиновной Иванковой, под ажурным кованым крестом, за солидной металлической оградой. Могила крайняя, на самом углу. От нее открывается красивый вид на Новоселки с кое-как сохранившейся церковью. Вдали за селом видны заливные приокские луга вплоть до Солотчи, на фоне мещерских сосновых лесов можно разглядеть и Солотчинский монастырь.
Так вот. Тети много рассказывали мне о жизни в Новоселках сельской интеллигенции, которая собиралась до революции в доме их дяди — моего деда Ивана Ивановича Мостинского, священника местной церкви. Говорили они о революции на селе, о коллективизации, всеобуче и еще мало ли о чем, что им пришлось пережить за их долгую жизнь. Все это мне было крайне интересно, и я готов был слушать их часами. К сожалению, записей услышанного я не вел. Лишь приобретя в начале 1976 года портативный магнитофон, я записал две такие застольные беседы 9 мая и 29 июля. На следующее лето мы застали Александру Андреевну тяжело больной, и в октябре 1977 года она покинула нас навсегда.
Помимо воспоминаний о Есенине Александра Андреевна оставила краткие, но, на мой взгляд, интересные воспоминания о Лидии Ивановне Кашиной и ее детях.
Итак, познакомились они в 1916 году при вступлении Александры Андреевны в должность учительницы Константиновской земской школы. Лидия Ивановна приняла ее тепло, обещала свое содействие. «И вот по прошествии небольшого времени, не помню, по какому поводу, возможно, это был день святой мученицы Софии, которой престольный праздник Константиновской церкви, отмечаемой в середине сентября по старому стилю, — вспоминает Александра Андреевна, — в школу приходит посыльная от Лидии Ивановны с приглашением меня на вечер в дом Кашиных. У нас, конечно, переполох. Что надеть, как причесаться? Хотя особого выбора у меня не было — жили мы очень небогато. В конечном счете мы с мамой решили, что я оденусь, как на занятия в школу». Для сестер Иванковых это значило белоснежная хорошо выглаженная кофточка, вычищенная отутюженная юбка, начищенные туфли и аккуратная, строгая прическа. Такими я помню их даже в тяжелые годы войны. «Мама благословила меня, — продолжала Александра Андреевна, — и я с трепетом переступила порог барского дома. Здесь собралась вся сельская интеллигенция: конечно, священник, учителя, фельдшер, кое-кто из чиновников. Большинство из них мне были знакомы. Лидия Ивановна, приветливо встретив, приободрила меня. Вечер прошел хорошо, и с этого раза я стала частой гостей в ее доме. Дети Кашиных, сын Юра и дочь (не помню ее имени), учились дома. Приглашенные из города учителя обучали их по индивидуальным программам. Однако время от времени Лидия Ивановна обращалась ко мне с просьбой разрешить детям присутствовать на моих уроках. Я, конечно, с радостью соглашалась. Дети посещали уроки своих сверстников. Они садились за свободную парту, очень внимательно все слушали, с удовольствием читали и писали. Живое общение учеников с учителем и между собой было им в новинку и по-настоящему захватывало их».
Лидию Ивановну в селе любили. Она была со всеми добра, приветлива, не раз помогала нуждающимся, особенно в случае болезни. Революция не сказалась на их отношениях. Ни на барский дом, ни на хозяйство Кашиных никто не позарился. Все оставалось по-прежнему, пока глубокой осенью 1918 года в Константиново не приехал карательный отряд. Лидию Ивановну, по-видимому, кто-то предупредил, и она уехала из дома. Каратели стали наводить свои «революционные» порядки. Имение было отобрано. Дети вместе с их няней, экономкой и гувернанткой были выселены из дома. Их посадили на телегу, позволили взять необходимые вещи, дали продукты, корову, лошадь и отправили в Белый хутор, небольшое имение брата Лидии Ивановны. Там он жил с женой и детьми. Однако в этот момент брат тоже счел за благо скрыться от карателей.
Детей Кашиных выселили, а в их комнату в мансарде тут же в приказном порядке поселили Александру Андреевну с мамой. Вот как она описывает этот тяжелый момент: «Ох, что я там пережила-то, Господи! Вошла я в комнату, где жили дети. Валяются на полу куколки. Девочка перед выселением, видимо, играла, а мальчик читал — на его столе остались раскрытыми книжки. Внизу сразу стали что-то ломать, сколачивать. Захожу туда. На полу валяется большая фотография детей. Я не выдержала, подошла к мужикам и говорю: «Разрешите мне взять эту фотографию. Вам она не нужна, а детишкам память, какими они были маленькими». Мне не возразили: «Возьми!» И я взяла. Там же на полу валялась фотография их деда, Кулакова, но она меня не интересовала. Фотографию же детей я потом переправила в Белый хутор».
«Мы с мамой стали жить в бывшей детской комнате, — продолжает Александра Андреевна. — В углу стоял большой комод, как мне сказали, с детскими вещами. Ну, стоит и стоит. Вдруг приходит к нам няня выселенных детишек и показывает записку-разрешение властей выдать подательнице некоторые детские вещи, т.к. наступила зима, начались морозы. Я и говорю: «Да отбирайте сами. Я не смотрела, что в комоде, ничего не принимала. Так, что надо, берите». Няня взяла необходимое и ушла. Потом, какое-то время спустя, она пришла еще раз… потом еще. Дети Л. И. Кашиной прожили на Белом хуторе до лета 1919 года, а затем родители взяли их к себе в Москву. Здесь они стали учиться в обычной школе и окончили ее. Насколько я знаю, высшего образования они не получили, но как-то устроились в жизни».
«Незадолго до войны, — вспоминает Александра Андреевна, — мы с Юлией приехали в Рязань и зачем-то зашли к Брежневым. Там в этот момент оказался и Юра Кашин. Лидия Ивановна уже умерла. Как выяснилось, Кашины не теряли связи с Брежневыми в течение всех прошедших лет. Юра подошел ко мне, взял мою руку и поцеловал ее: «Александра Андреевна, как мы Вам благодарны. Вы спасли нас. Приходившая к Вам наша няня брала не столько наши детские вещи, сколько спрятанные там фамильные драгоценности. На них-то мы и прожили самые тяжелые годы».
С тех пор прошло более полувека. Не осталось в живых никого из тех, о ком вспоминала Александра Андреевна. На Ваганьковском кладбище в Москве, где похоронен Сергей Есенин, по другую сторону главной аллеи, на Мочаловской аллее на втором ряду 11-го участка стоит скромный памятник — доска с цветником. На доске написано: Кашина Л. И. 1886 – 1937, Багадурова Н. Н. 1908 – 1951, Кашин Г. Н. 1906 – 1985.
Так все Константиновские Кашины перебрались сюда. Последний — Георгий, в детстве Юра.

Слово. М., 2002, № 1 (январь-февраль), с. 150-165

 

 

 

Комментарии  

+1 #2 RE: МОСТИНСКИЙ И. О Сергее Есенине, его родных и близкихАнна Танеева 06.11.2012 18:46
К сожалению, Сергей Есенин не был единственным и любимым сыном Татьяниы Федоровны. Им был Алексендр Разгуляев. "После смерти Сергея мать ездила в Ленинград, где ей отдали вещи сына. Они были в двух узлах. Один у нее на вокзале украли. "Ну да Бог с ним, — рассказывала она потом Александре Андреевне. — Все вещи, одежа, остались у меня, а там …одни бумаги". Самое обидное, что вещи, скорее всего одежда, оказались его матери важнее стихов и бумаг Есенина! Анна Танеева-Бенисла вская
Цитировать
0 #1 vera 04.11.2012 13:52
Я так понимаю,это художественное произведение!!! (так как многие вещи не сходятся). Каждый старается заработать на имени Сергея Есенина. Бог им судья!
Цитировать

Добавить комментарий

Комментарии проходят предварительную модерацию и появляются на сайте не моментально, а некоторое время спустя. Поэтому не отправляйте, пожалуйста, комментарии несколько раз подряд.
Комментарии, не имеющие прямого отношения к теме статьи, содержащие оскорбительные слова, ненормативную лексику или малейший намек на разжигание социальной, религиозной или национальной розни, а также просто бессмысленные, ПУБЛИКОВАТЬСЯ НЕ БУДУТ.


Защитный код
Обновить

Новые материалы

Яндекс цитирования
Rambler's Top100 Яндекс.Метрика