Поиск по сайту

Наша кнопка

Счетчик посещений

58550467
Сегодня
Вчера
На этой неделе
На прошлой неделе
В этом месяце
В прошлом месяце
3476
16647
20123
56248947
604289
1020655

Сегодня: Март 19, 2024




Уважаемые друзья!
На Change.org создана петиция президенту РФ В.В. Путину
об открытии архивной информации о гибели С. Есенина

Призываем всех принять участие в этой акции и поставить свою подпись
ПЕТИЦИЯ

РЯБЧИНСКАЯ Т.А. Загадка Шаганэ

PostDateIcon 12.10.2019 19:55  |  Печать
Рейтинг:   / 1
ПлохоОтлично 
Просмотров: 5450

Рябчинская Т.А.

Загадка Шаганэ

Одним из самых любимых, лиричных и загадочных произведений С.А. Есенина являются «Персидские мотивы».

Любовь Есенина к персидской поэзии не случайна. Величайший лирик XX века, даже в переводе, он уловил необыкновенное изящество персидской поэзии. Особенно, Персия влекла его в периоды, когда казалось, что поэтический дар покидает его. Он мечтал подышать воздухом Шираза, пройти к могилам великих лириков Персии, которая считалась Меккой классической лирики. Он был уверен, что произойдёт чудо, что его душа отзовётся на всё увиденное и услышанное в стране. Поэт задумал создать цикл персидских стихов ещё в те времена, когда наблюдал и сам испытывал тревожное волнение от встречи с персидской классикой. Этот цикл должен был стать вершиной его творчества. Есенину было ясно, что она ещё впереди.

Известный журналист Н.К. Вержбицкий, друг Есенина, рассказывал: «Подвернулся мне томик — «Персидские лирики X-XV веков» в переводе академика Корша. Я взял его домой почитать. А потом он оказался в руках Есенина, который уже не хотел расставаться с ним. Что-то глубоко очаровало поэта в этих стихах. Он ходил по комнате и декламировал Омара Хайяма» (Белоусов В.Г. «Персидские мотивы») .

Персидским поэтам, оставившим миру перлы лирической поэзии, была известна тайна создания поэтической ткани на века. Побывать в Персии стало его неотступной мечтой: увидеть Персию своими глазами, ощутить цветовую гамму, контрасты, уловить пульс жизни.

Впервые к Есенин увидел Восток в 1921 году, когда побывал в Ташкенте в дни мусульманского праздника уразы. Ташкента был красочен и удивителен. Поэт бродил, очарованный жизнью города, заходил в чайханы, пил освежающий чай, сидя на узбекском ковре, и слушал незнакомую гортанную речь. Друг Сергея поэт Саша Абрамов (псевдоним — Ширяевец), изредка публиковавшийся в столичной прессе, с удовольствием служил ему переводчиком. Здесь можно было вообразить себя в Персии, но ключа к восточной поэзии тогда Есенину уловить не удалось. В это время ещё шло становления есенинского творчества, и талант поэта блуждал во тьме имажинистского лабиринта. Однако в середине октября 1924 года вопрос о поездке в Персию Есенин считал решённым. Он представлял, что эта поездка будет лёгкой, не сложнее обычной экскурсии. Он отправляется в Тифлис, чтобы познакомиться с грузинскими поэтами, посетить Кавказ и набраться новых впечатлений для творческого всплеска. Встречали поэта везде восторженно. Но уже 17 октября 1924 года он сообщил Бениславской: «Довольно тоскливо. Пишу мало. Думаю засесть писать в Тегеране. Зачем черт несёт — не знаю». Посещение Батума в декабре также не вдохновило поэта. Лишённые коры эвкалипты, пальмы, сизые змеи мексиканских агав, японские камелии с тёмно-зелёными отлакированными листьями, какие-то кустарники, осыпанные ярко красными бутонами, — всё здесь было необычно для глаза. Но эта экзотика ничем не поразила Есенина. «Как в оранжерее», — сказал он равнодушно.

Поэт пытался уйти с головой в работу, но мечта о Тегеране осталась неосуществлённой. Выезд в начале декабря 1924 года в Батум был пятой попыткой поэта побывать на Ближнем Востоке. Поэт настойчиво просит Вержбицкого достать ему документы для поездки в Константинополь. Своё намерение съездить в Турцию Есенин объяснял сильным желанием повидать «настоящий Восток». По-видимому, это было новым вариантом его старого замысла посетить одну из стран Ближнего Востока, подогретого чтением персидских лириков и уже осуществляемым циклом «Персидские мотивы». В Батуме в это время было тепло. Днём Есенин и его друзья ходили без пальто и часто без шляпы, можно было даже купаться в море. Шелестели под ногами опавшие с чинар листья, но благородный лавр, царственная магнолия и экзотические пальмы всем своим зелёным убранством не позволяли думать о наступающей зиме. Цветы заполняли сады, парки, киоски, рынки. Словно голубой купол с горячим солнцем отгородил этот уголок от остального мира. «Здесь солнышко. Ах, какое солнышко! — писал 14 декабря 1924 года Есенин в Москву, — В Рязанской губернии оно теперь похоже на прогнившую тыкву, и потому меня туда абсолютно не тянет». Друг Есенина Лев Повицкий, уходя из дома в редакцию, запирал его на ключ, чтобы «друзья» не мешали работать. В местной газете поэт опубликовал персидские стихи, написанные в Тифлисе. 14 декабря 1924 года Есенин писал другу П.И. Чагину, второму секретарю ЦК Коммунистической партии Азербайджана и редактору местной партийной газеты в Баку: «Я не знаю сам, где я буду… Черт знает, может быть, я проберусь… в Тегеран».

В Тифлисе, Баку и Батуме рождаются отдельные стихотворения персидского цикла. Первые персидские стихи, написанные в Тифлисе и Батуме, Есенин посвятил своему другу Петру Чагину. Чагин был весел, энергичен, добр, умел сближаться с людьми и обещал Есенину помочь с поездкой в Тегеран. Однако попасть в Персию поэту было не суждено. Руководством страны, тщательно контролирующим перемещения поэта, было решено не пропустить его за границу, причиной чего послужили опасения подвергнуть его смертельной опасности, в связи с необузданностью характера и из-за нестабильной тревожной политической обстановки на территории этой восточной страны. Было решено для творческого вдохновения создать ему остановку, приближенную к восточному колориту природы и образу жизни.

Персидские стихи нравились самому Есенину. Он считал их лучшими из всех, что написал. В первом же стихотворении, написанном в Тифлисе, он избрал отнюдь не мотив персидской лирики X–XV веков, а актуальнейшую тему из жизни Советского Закавказья первой половины тридцатых годов — раскрепощение восточной женщины. Тема черной чадры не тревожила персидских классиков. Есенин не смог бы её позаимствовать у них. Он ощущал неизменную современность этой темы. И когда читал стихи Фета, и когда знакомился с переводами персидских лириков, он понимал, что эмоции человеческие, если и меняются, то крайне медленно. Он решил внести и свой вклад в вечную тему. Два первых стихотворения были посвящены любви.

В стихотворении «Шаганэ ты моя, Шаганэ…» поэт обращается со словами любви и нежности к персиянке Шаганэ. Он не называет её прекрасной, Шаганэ — не служебный образ, и риторика здесь неуместна. Новому поэтическому образу поэт придаёт определенные жизненные черты: Шаганэ — умна и серьёзна и в то же время жизнерадостна и весела. С ясной улыбкой, с песней, как птица, встречает она утро жизни. Шаганэ конкретна, и потому ещё, что на неё «страшно похожа» девушка, которая живёт на севере и хорошо известна поэту. В стихотворении нет объяснений в любви. И в то же время от строчки к строчке постепенно усиливается лирическая насыщенность: «Шаганэ ты моя, Шаганэ…». Это достигается за счёт повтора имени персиянки в строке и за счёт заключения строфы этой строкой, и за счёт, наконец, применения приёма кольцевания той же строкой стихотворения в целом. Чувства поэта обострены и изменчивы, «как волнистая рожь при луне». И в этой напряжённости и неустойчивости эмоций вся его жизнь. Он сравнивает прекрасный Шираз с рязанскими раздольями, уподобляет золотую рожь беспокойным кудрям своим и просит персиянку взглянуть на них, понять его душу и не будить всё то, что так тесно связано с воспоминаниями о близких сердцу картинах родного края. Потому что он так устроен, потому что воспоминания о Родине вызывают у него тоску и боль. Тонкая трепетная красота этого замечательного стихотворения — жемчужины цикла — ни с чем несравнима.

Итак, в третьем и четвёртом стихотворениях цикла появляется новый образ: персиянка Шаганэ. Образ этот очень конкретен. У исследователя есенинской поэзии В.Г. Белоусова невольно возникла мысль, нет ли за ним прототипа? Возможно, женщина с таким именем действительно встретилась Есенину? Работая в есенинском архиве, он обнаружил в Государственном литературном музее фотографию неизвестной женщины. На обороте снимка была надпись: «Шаганэ». (Белоусов В.Г. Фотография.) В воспоминаниях известного артиста В.И. Качалова и Л.О. Повицкого коротко упоминалось о встречах Есенина с женщиной по имени Шаганэ. Фотография неизвестной и мемуарные записи Качалова и Повицкого были неясными отпечатками следа, который мог привести либо к установлению прототипа Шаганэ, либо к обнаружению очередной литературной мистификации.

В конце 50-х годов прошлого века одним из неразрешённых в есениноведении оставался вопрос о прототипе образа персиянки Шаганэ. В литературном мире получила тогда широкое распространение версия о том, что поэт образовал это имя от фамилии П. Чагина, заменив букву «Ч» на «Ш», поскольку книга «Персидские мотивы», вышедшая в свет в 1925 году, была посвящена ему. Версия эта была неубедительной, но документальных данных, которые могли бы её опровергнуть, не было. Не подтвердились воспоминания В.И. Качалова о встрече Есенина с Шаганэ. Не нашлось ни одного свидетеля, который мог бы утверждать, что в Баку в 1925 году жила женщина по имени Шаганэ. Для подтверждения реальности её существования нужно было не столько найти Шаганэ, сколько доказать, что Есенин писал стихи, имея в виду её реальные черты, найти современников, знавших, что стихи писались для неё. Если Шаганэ — реальное лицо, то женщина с таким именем должна была жить в дни, когда писались персидские стихи. Искать её следовало в Батуми. Белоусов выехал в столицу Аджарии и начал ходить по городу в поисках следов пребывания здесь Есенина и Шаганэ. В октябре 1958 года удалось найти пять современников Есенина — А.П. Туманяна, Е.С. Месчан, М.А. Арнольди, А.Н. Коломейцеву, Н.Д. Шаняеву, знавших лично учительницу по имени Шаганэ. Исследователь записал их воспоминания. «Мы знали о стихах, написанных Есениным в Батуме для Шаганэ, — подтвердила Б.С. Месчан, заслуженная учительница Аджарской АССР. — Это не подлежало сомнению».

Оказалось, что Шаганэ уехала из Батума в 1925 году и жила в Ереване. 20 ноября 1958 года жительница Еревана Е.Н. Кизирян, сестра Шаганэ (Ш.Н. Тальян), сообщила её адрес и передала её согласие записать воспоминания о встречах с Есениным.

29 января 1959 года Шаганэ Нерсесовна Тальян послала Белоусову эти воспоминания и фотокопию дарственной надписи поэта на книге «Москва кабацкая». «4 января 1925 года, — написала она в сопроводительном письме, — Сергей Александрович преподнёс мне сборник «Москва кабацкая» (Ленинград, 1924, Госиздат) с собственноручной надписью, сделанной чёрным карандашом, фотокопию которой посылаю Вам в этом письме.

autograf Shagane
В декабре 1924 года, на третий день знакомства, Сергей Александрович преподнёс мне стихотворение «Шаганэ ты моя, Шаганэ…», написанное чёрным карандашом на двух листах: один квадратный лист тетрадочной бумаги и ещё 1/4 такого листа. На большом листе были написаны первые 4 строфы, на маленьком — одна последняя, за которой следовала дата (не помню) и подпись поэта: «С. Есенин». Второе стихотворение «Ты сказала, что Саади…» было написано тоже карандашом на обороте фотографии, где на берегу моря были сфотографированы стоя С.А. Есенин, Л.О. Повицкий и двое незнакомых мне мужчин. Над стихотворением было написано «Милой Шаганэ», а в конце стояла подпись: «С. Есенин».

3 февраля 1959 года Ш.Н. Тальян послала Белоусову автобиографию и четыре своих фотоснимка, сделанных в 1918–1926 годах. Фотография неизвестной, хранившаяся в есенинском архиве, и один из фотоснимков, присланных Ш.Н. Тальян, датированный ею 1921 годом, оказались тождественными.

Shagane Talyan 03Есенин взял себе на память одну фотографию, которую выбрал сам. Это снимок 1919 года, где Шаганэ снята в гимназической форме. Когда Есенин сказал, что напечатает «Персидские мотивы» и поместит там её фотографию, Шаганэ попросила этого не делать, со словами, что «его стихи и так прекрасны и моя карточка к ним ничего не прибавит».

Как попала к нему фотография 1921 года, она не знает. Ясно всё-таки, что Есенин, уезжая из Батума, взял с собой две фотографии Ш.Н. Тальян. Поэт интересовался сохранностью своего архива меньше, чем кто бы то ни было, не имея своего жилья, он держал свои деловые бумаги, документы и вещи у друзей и знакомых. Многое поэтому оказалось безвозвратно утраченным. А один из фотографических снимков Ш.Н. Тальян, сделанный в 1921 году, был сохранен поэтом. Он стал, естественно, веским доказательством, не только подтверждающим встречу Есенина с Тальян в Батуме, но и свидетельствующим о неизменном возвращении поэта к памяти о встречах с этой женщиной.

Статья о розысках Ш.Н. Тальян и все относящиеся к этому документы были опубликованы автором лишь в 1964 году. В этой книге впервые публикуется фотография 1919 года, которую выбрал сам Есенин.

В 1966 г. Маник Степановна Карапетян, член КПСС с 1918 года, прислала воспоминания о совместной с Ш.Н. Тальян подпольной работе в дашнакской Армении в 1919–1920 годах. Из них следует, что она выполняла различные задания Кавбюро ЦК РКП(б), неоднократно подвергая свою жизнь опасности, будучи сама беспартийной. В стране был голод, нищета, сильная разруха, свирепствовал маузеристский террор, шли повальные аресты. Тюрьмы были переполнены коммунистами и повстанцами. Связи на местах и с центром были прерваны. Центральный руководящий орган партии — Арменком РКП(б) — перестал существовать. Кавбюро ЦК РКП(б) сразу же после майского восстания приняло срочные меры по восстановлению разгромленных партийных организаций Армении и налаживанию в них работы. С помощью Тальян была налажена переброска крупных денежных средств в Армению.

Шаганэ в воспоминаниях товарищей по работе характеризовалась как беспредельно честная и преданная большевикам девушка. Она состояла в строгой конспирации. Вскоре после начала своей конспиративной деятельности Шаганэ выдержала большое испытание. По воспоминаниям М.С. Карапетян они с Ш. Тальян ехали в разных вагонах поезда в целях конспирации. При них находилась очень большая сумма денег, предназначенных Кавбюро для Компартии Армении. В Колагеране, когда М.С. Карапетян арестовали и сняли с поезда, на Шаганэ тоже пало подозрение. При слежке одним из агентов меньшевистской охранки было замечено на тифлисском вокзале, что при посадке в поезд арестованная передала ей билет. Шаганэ также хотели арестовать. Деньги у девушки находились в чемодане с потайным двойным дном и часть их — в одежде на ней. Когда подозреваемых пассажирок маузеристы спустили с поезда, с ними сошли несколько дашнакских офицеров, следовавших в Эривань. Шаганэ спросили, куда она едет, девушка бойко ответила — на свадьбу и, открыв чемодан, быстро стала выкладывать свои платья и предметы туалета. Дашнакские офицеры стали заступаться за арестованных и в итоге их отпустили. Шаганэ держалась великолепно, бесстрашно: стоя у вагона в кругу офицеров, с которыми нарочно завела знакомство в поезде, остроумно насмехалась над нелепостью подозрения. — «Нашли большевичку!» — откровенно насмехалась она над своими конвоирами. Маузеристы в итоге не решились её арестовать и отпустили. Так ей удалось освободиться и поехать на том же поезде. Деньги в целости и сохранности были доставлены по назначению и вовремя. Подобные поручения Шаганэ выполняла при поездках по различным городам Кавказа. Шесть раз ездила она в Армению: пять раз — в Эривань, один раз — в Дилижан, где по заданным адресам перевозила деньги, документы и письма. Ей поручали запоминать лишь один адрес и имя.

Маленький одноэтажный особняк, в одной из комнаток которого жила учительница Шаганэ, находился Батуме в просторном дворике на пересечении Смекаловской и Соборного переулка Дом этот Сергей Есенин часто посещал в период пребывания здесь. В 1932 году на месте этого домика построили трёхэтажное жилое здание. Есенин жил в Батуме в одноэтажном домике-особняке, расположенном на ул. Вознесенской, 9. 27 сентября 1960 года на доме, где жил С.А. Есенин, была установлена мемориальная доска. Батуми оказался первым городом, увековечившим дом, где жил и работал Сергей Есенин.

Первую встречу Есенина с Ш. Тальян на основе её воспоминаний описал В.Г. Белоусов. В середине декабря 1924 года Ш.Н. Тальян, преподавательница армянской школы в Батуме, возвращалась домой после занятий с малышами. У дверей школы она заметила молодого человека. Быстрый взгляд, брошенный в его сторону, подсказал, что это не местный житель. Не был он и приезжим из Тифлиса. Одежда свидетельствовала, что это либо столичный гость, либо иностранец. Такого рода приезжих в Батуме было немало. Незнакомец не подошёл к ней. И мимолётное наблюдение, и последующее умозаключение были бы тотчас вытеснены другими и забыты, если бы Шаганэ не заметила, что неизвестный стал следовать за ней. Весь путь до дома она чувствовала, что молодой человек сопровождает её.

Шаганэ избегала случайных встреч. Причины для этого были. Моральные принципы отца, священника и педагога, были строгими. Первые житейские шаги также не обучили её беззаботности. Одиннадцати лет она лишилась матери, девятнадцати — отца. К тому времени она успела лишь окончить гимназию. Полное имя её было Шагандухт. Но звали её с детства кратко: Шагой или Шаганэ. Оставшись сиротой, девушка должна была найти своё место в жизни. Поиски и привели её к участию в революционной борьбе.

Осенью 1920 года Шаганэ стала посещать фребелевские педагогические курсы, потом начала учить детишек в подготовительных группах, организовывавшихся тогда в Грузии при армянских школах. Занятия с детьми ей нравились. Учительница была спокойна и строга, если нужно было требовать выполнения задания, добра и справедлива, — если нужно было выносить решение в конфликтной ситуации. Малыши чувствовали это и отвечали своей первой учительнице любовью.

Schagane 02Она была привлекательна: стройная, изящная, с правильными чертами лица, с нежной и чистой кожей. Хороши были волнистые каштановые волосы, особенно выделялись красивые глаза: большие, карие, то насмешливо искрящиеся, то нежно сияющие. В начале 1921 года она была уже замужем за любимым человеком. Налаживалась жизнь. И опять несчастье: через три с небольшим года совместной жизни муж умирает. Шаганэ осталась одна с ребёнком на руках. Жила она тогда в Тифлисе. И работу ей найти не удавалось. С Ашхен, старшей сестрой, и со своим сыном Рубеном в июле 1924 года она приехала в Батум, где учительствовала младшая сестра Катя. Здесь Шаганэ устроилась учительницей в нулевую группу армянской школы, где работала Катя, но сына оставить в Батуме не могла, так как в маленькой комнате, которую снимала сестра, жить с ребёнком было очень трудно. По вечерам нужно было проверять ученические тетради, готовиться к занятиям. Да и хозяева дома соглашались принять на квартиру Шаганэ лишь без сына. Сестры решили оставить Рубена пожить в семье Ашхен.

В заботах и волнениях ей было не до случайных знакомств. Шаганэ идёт уже двадцать пятый год, и со свойственной молодости категоричностью она считала себя уже старой. Будущее казалось утраченным, по крайней мере, личное счастье. Теперь она нужна только сыну.

Не на шутку встревоженная бесцеремонным преследованием, Шаганэ постаралась возможно быстрее добраться до дома. Только здесь, за закрытой дверью комнаты, увидев себя в зеркале платяного шкафа, она поняла, как далеко от истины её представление о себе, и громко расхохоталась. Нет, старой-то уж её никак не назовёшь!..

Приезжий оказался Сергеем Есениным. Познакомились они с 16–17 декабря 1924 года. В Батуме выпал глубокий снег, которого там не видели уже в течение десятков лет. Саней в городе и в помине не было, лошадей же — сколько угодно. Один из друзей, принимавших Есенина в Ахалшени (местечко под Батумом), устроил ему сюрприз: когда выпал снег, он решил прокатить Есенина в субтропическом Батуми на тройке. С помощью знающих людей-консультантов столяры и плотники срочно сколотили по заказу подобие саней, и тройка подкатила к дому, где жила Шаганэ. Извозчик вошёл в дом и сообщил, что её ждут в доме у Повицкого на Вознесенской улице, куда ему приказано срочно доставить Шаганэ! Она поехала и застала там Есенина, возбуждённого и радовавшегося выпавшему снегу (Шнейдер И. Встречи с Есениным.).

Как вспоминала Шаганэ, Лев Повицкий представил ей поэта. Потом она гуляла с сестрой Катей, Есениным и Львом вечером по городу-парку. Слушала рассказы о Москве. На другой день Повицкий устраивал у себя на квартире вечер поэзии, на который должны были прибыть журналисты, литературная молодёжь. Пригласил он и сестёр. На этом вечере Есенин читал стихи. Молодые женщины, как всегда, выражали ему особое внимание, но он интересовался только Шаганэ. Отодвинув одного из журналистов, сел рядом, обнял. Она резко отстранилась. Еле дождалась окончания вечера, чтобы уйти. Повицкий и Есенин проводили её с сестрой до дому. Расстались сухо. На следующий день, выйдя из школы, Шаганэ опять увидела поэта на том же месте. Раздражение её уже прошло. То, что поэт дожидался, было даже приятно. В глубине души она была уверена, что он не придёт более. Протянула радушно руку.

«На море шторм, — сказал он, как бы продолжая прерванный разговор, — я не люблю такой погоды. Лучше почитаю вам стихи».

Было пасмурно с утра. На Есенине — синий макинтош и шляпа. Они пошли вглубь бульвара, разговаривая. В этот раз поэт прочёл своё новое стихотворение «Шаганэ ты моя, Шаганэ…». Она была первой слушательницей. Поинтересовался, понравились ли стихи. Она ответила утвердительно, однако выразила недоумение, какое отношение к теме стихотворения имеет она, Шаганэ? Есенин там же коротко пояснил, что это стихотворение входит в цикл о Персии, который он пишет. Героиня цикла — персиянка. Он назвал её Лалой, теперь хочет, чтобы имя у персиянки было друroe — Шаганэ. Спросил, читала ли она персидские стихи, напечатанные недавно в батумской газете? Не дожидаясь ответа, сказал, что с печатного текста читают не так, как ему бы хотелось. Лучше он сам попробует.

И Есенин прочитал два первых стихотворения цикла.

Читал стихи Есенин великолепно. Его слушали, затаив дыхание, огромные до отказа набитые залы обеих столиц. Успех мастера художественного слова поддерживало и необычайное обаяние поэзии. Не было ещё на Руси, казалось, поэта столь проникновенной лиричности и чародейского владения словом, поэта, достигшего такого живописного воплощения красоты и грусти, силы и мягкости, добродушия и суровости русского характера. Есенин с удовольствием читал свои стихи. Новые стихи, перед их публикацией, он читал много раз. И сейчас, в пасмурный день, на пустынном бульваре, поэт скандировал свои персидские стихи, отдаваясь их звучанию, вслушиваясь в соответствие формы и содержания.

Schagane 04Никогда более в последующие годы Шаганэ не слышала ничего подобного, когда те же стихи вновь и вновь читались артистами, профессиональными чтецами. Но тогда она только спросила: кто же такая Лала? Ответил, что это имя — вымышленное. Не поверила. Лишь много позже убедилась, что поэт сказал правду. В тот день она получила от Есенина в подарок автограф «Шаганэ ты моя, Шаганэ…»
Они продолжали встречаться. «Всегда приходил с цветами, — вспоминает Ш.Н. Тальян, — иногда с розами, но чаще с фиалками». Они шли по улицам Батума. Город-парк звал на прогулки. Они были заметной парой. Мужчины упрямо и долго провожали её глазами. Женщины украдкой следили за ним.

Что влекло Есенина к Шаганэ? Она с волнением слушала его стихи, понимала и принимала их, но ни во что, казалось, не ставила его поэтическую известность. Однако, это даже нравилось ему. Она коротко и точно излагала своё мнение о стихах. Это тоже было по душе, он и сам не любил и не умел говорить много. На его взгляд, Шаганэ была как-то очень восточна внешне, подвижна и жизнерадостна. Она любила подшутить над увлечением поэта старыми персидскими классиками, над отношением этих классиков к женщине. Прямота, с которой она отстаивала свой взгляд, трогала его.

Душевная чистота и рассудительность предостерегли Шаганэ от ложного шага при встречах с поэтом: она выбрала и отстояла как раз ту форму взаимоотношений, которая всего белее отвечала его уважительному взгляду на женщину. Шаганэ многое рассказала Есенину о себе. Несчастья, которые преследовали ее, взволновали поэта. Казалось, что ей живется еще труднее, чем ему. О подпольной работе ее в годы революции Есенин не знал.

Благодаря этой чистой, нежной, строгой и скромной женщине, явившейся поэту в образе музы, мы наслаждаемся сейчас строками и музыкой его «Персидских мотивов».

Добавить комментарий

Комментарии проходят предварительную модерацию и появляются на сайте не моментально, а некоторое время спустя. Поэтому не отправляйте, пожалуйста, комментарии несколько раз подряд.
Комментарии, не имеющие прямого отношения к теме статьи, содержащие оскорбительные слова, ненормативную лексику или малейший намек на разжигание социальной, религиозной или национальной розни, а также просто бессмысленные, ПУБЛИКОВАТЬСЯ НЕ БУДУТ.


Защитный код
Обновить

Новые материалы

Яндекс цитирования
Rambler's Top100 Яндекс.Метрика